Я репетирую улыбку перед зеркалом заднего вида. Раньше я умела улыбаться естественно, но теперь почти каждая моя улыбка – это маска.
Подойдя к входной двери, я думаю, что лучше – позвонить в звонок или просто войти. Если ребенок или Кэролайн спят, я буду последней свиньей, если разбужу их. Я толкаю дверь; в передней части дома тихо. В гостиной никого, хотя на диване разложены развернутые подарки. Я захожу в гостиную и кладу наш с Грэмом подарок на кофейный столик рядом с диваном.
Через пустую кухню я прохожу в помещение, где Кэролайн с семьей проводит большую часть времени. Вообще-то, это пристройка, которую они сделали сразу после рождения Гвен. Половина комнаты служит гостиной, а другая – игровой комнатой для девочек.
Я почти дохожу до пристройки, но останавливаюсь прямо за дверью, потому что вижу Грэма. Он стоит возле дивана спиной ко мне и держит на руках новорожденного племянника. Вместе с малышом, завернутым в одеяльце, он покачивается из стороны в сторону. Если бы у нас все сложилось по-другому, это зрелище – мой муж с крошкой-племянником на руках – вызвало бы у меня исключительно прилив горячего обожания. Но сейчас я чувствую только боль. Эта боль заставляет меня задуматься, что за мысли сейчас роятся в его голове. А что, если в глубине души он в ярости из-за того, что я так и не смогла создать для него подобного момента?
Там, где я стою, меня никто не видит: Грэм повернулся ко мне спиной, а его сестра, вероятно, сидит на диване, и я остаюсь вне поля ее зрения. Я слышу, как она говорит: «Как ты естественно выглядишь».
Я жду реакции Грэма на услышанное, но ее попросту нет. Он продолжает смотреть на племянника сверху вниз.
А потом Кэролайн говорит кое-что еще, и это заставляет меня вжаться в стену за моей спиной. «Ты был бы таким хорошим отцом, Грэм». Ее слова вылетают в воздух, как выстрел, долетают до соседней комнаты и попадают прямо в меня.
Уверена, что она бы этого не сказала, зная, что я ее слышу. Я жду ответа Грэма: интересно, найдет ли он хоть какой-нибудь ответ.
Нашел.
– Я знаю, – тихо говорит он, глядя на Кэролайн. – И я в отчаянии, что этого до сих пор не случилось.
Я прикрываю рот ладонью, потому что боюсь собственной реакции. Я задохнусь, или разрыдаюсь, или меня вырвет.
И вот я в машине.
Еду.
После этого я не смогу смотреть ему в глаза. Эти несколько фраз подтвердили все мои опасения. Зачем Кэролайн заговорила об этом? Почему он отвечает ей с такой прямотой, а мне никогда не говорит правды о своих чувствах?
Впервые до меня доходит, каким разочарованием я стала для его семьи. Что говорят ему сестры? А мать? А если для них важнее его дети, а не то, чтобы я оставалась его женой?
Я никогда не думала об их точке зрения. А теперь думаю, и мне это не нравится. Мне стыдно. Как будто не только не даю мужу возможности стать отцом, но и лишаю его семью возможности любить ребенка, которым Грэм вполне бы мог обзавестись, если бы не я.
Я заезжаю на парковку, чтобы собраться с мыслями. Вытираю слезы и велю себе забыть, что вообще слышала этот разговор. Достаю из сумочки телефон и пишу Грэму сообщение:
«Жуткие пробки. Скажи Кэролайн, что я приеду завтра».
Я нажимаю «Отправить» и откидываюсь на спинку сиденья, изо всех сил стараясь выбросить их разговор из головы. Но он проигрывается снова и снова:
«Ты был бы таким хорошим отцом, Грэм.»