— Извини, если поставила тебя сегодня в неловкое положение.
— Все нормально.
Алана подталкивает ко мне миску с мороженым через стол. Я съедаю немного, и оно такое вкусное, что хочется мычать от удовольствия. Но я молчу и ем его так, будто оно всегда было мне доступно. На самом деле, у нас дома его никогда не было. Я привыкла не хранить много замороженных продуктов, потому что отмывать холодильник от растаявшей и испорченной еды после отключения света за неуплату, было малоприятным занятием.
— Я могу задать тебе вопрос? — обращается Алана.
Я киваю, но не вынимаю ложку изо рта. Меня беспокоит, о чем она может спросить. Надеюсь, не будет спрашивать о моей матери. Алана кажется приятной женщиной, и я не уверена, что смогу ей солгать, но и правду сейчас рассказывать совсем не хочу.
— Ты католичка?
Такого я не ожидала.
— Нет. А что?
Она взмахом руки указывает на потолок.
— Видела портрет матери Терезы у тебя в комнате.
— А. Нет. Это просто… скорее сувенир.
Она кивает.
— Значит, ты не выступаешь против контрацепции по религиозным соображениям?
Я отвожу от нее взгляд и смотрю в миску с мороженым.
— Нет. Но и не принимаю их сейчас. Я не… ну понимаете.
— Не ведешь половую жизнь? — непринужденно уточняет она.
— Ага. Больше не веду, во всяком случае.
— Что ж, — продолжает она. — Рада слышать. Но если считаешь, что этим летом может возникнуть ситуация, в которой все изменится, не помешает быть к этому готовой. Могу записать тебя на прием.
Я отправляю в рот еще ложку мороженого, чтобы не отвечать. Наверняка она замечает, как у меня вспыхнули щеки.