Я говорил, что люблю тебя?

22
18
20
22
24
26
28
30

Я очень аккуратно втиснулась между ним и окном. К горлу подступил ком. Сглотнув, я мягко положила руку ему на грудь.

– Пожалуйста…

Его глаза открывались мучительно долго, и я ждала, что в очередной раз буду поражена их изумрудным оттенком. Но когда Тайлер наконец на меня посмотрел, дыхание перехватило. Глаза были совершенно отрешенными, погасшими и бесконечно страдальческими. Я даже представить себе не могла, что в нем таятся такие эмоциональные глубины. Я уже видела ярость, цинизм, ранимость, а сейчас видела не ранимость, а полную беспомощность.

– Мой отец – сволочь, – прошептал Тайлер, едва шевеля губами. – Я говорю всем, что он сидит в тюрьме за угон автомобиля. Но это неправда. – Челюсть напряглась, он отвернул лицо в сторону. Какое-то время Тайлер собирался с духом, чтобы продолжить; ноздри раздувались, на меня он по-прежнему не смотрел. А потом решился произнести то, что мне даже в самом страшном сне не снилось: – Он в тюрьме за жестокое обращение с детьми.

От этих слов кровь застыла в жилах, по спине побежали мурашки. Мне было больно их даже слышать. Эти слова никогда не должны произноситься вместе, потому что жестокое обращение с детьми в принципе не имеет права на существование: ни как факт, ни как вымысел. К горлу подступил ком. Не в силах поверить своим ушам, я изумленно открыла рот.

Тайлер снова закрыл глаза. И только сейчас я поняла, насколько трудно ему было это произнести.

– С тобой? – прошептала я.

Он кивнул.

Все те детали, что мне удалось собрать, сошлись наконец воедино. Меня как обухом по голове ударило – словно парализованная, я не могла даже пошевелиться. Только мысли одна за одной мелькали в голове. Теперь я понимала, почему на той фотографии Тайлер выглядит несчастным. Естественно, он был несчастен. Стало ясно, откуда все эти переломы запястья. Естественно, он взбесился, когда я об этом упомянула. И почему в альбоме осталось так мало фотографий. Естественно, он избавился от остальных. А главное, я понимала, почему он так стремится уйти от реальности. Естественно.

Естественно. Естественно. Естественно.

Все стало яснее ясного.

Я вздохнула и решилась спросить:

– А Джейми и Чейз?

– Только я.

– Тайлер… – От мысли, что он подвергался такой жестокости, внутри что-то екнуло, голос надломился, и мне пришлось на секунду замолкнуть, чтобы взять себя в руки. Моя рука лежала у него на груди, и я чувствовала, как медленно и громко стучит сердце. – Мне больно за тебя.

– Никто об этом не знает, – пробормотал он и сделал шаг назад. Опустошенность в глазах сменилась кипучей яростью, питаемой сидящей глубоко внутри болью. – Ни Тиффани, ни Дин… вообще никто.

– Почему же ты им не рассказал?

– Не хотел, чтобы меня жалели, – резко ответил Тайлер, и в его голосе появились напряженные нотки. – Жалость – для слабаков. А я не хотел, чтобы меня считали слабым. Довольно, с этим покончено раз и навсегда. – Раздался оглушительный удар: он шибанул кулаком по тумбочке и развернулся ко мне, чуть ли не синий от злости. – Черт возьми, я сыт по горло тем, что когда-то был слабым.

Теперь абсолютно все имело для меня значение. Я взглянула в окно. На фоне темно-синего неба все так же крутилось «чертово колесо», люди на пляже продолжали веселиться.

– Ты не был слабым. Ты был просто ребенком.