– Это да.
Линия фронта, установившаяся в Бельгии в конце 1940 года, прошла по предместьям сразу двух главных городов этой страны. Идея штурма их в лоб никого не привлекала, а попытка проскочить между ними, учитывая ширину эго «бутылочного горлышка» в каких-то тридцать километров сорвалась из-за угрозы получить удар во фланг как раз из этих самых городов. Поэтому всю зиму вермахт, вернее пехотная его часть, в лице первой армии – 24-ого и 30-ого армейских корпусов штурмовали бельгийские города. Вернее, штурмом это назвать было сложно. Городские кварталы с немецкой педантичностью сравнивали с землей, предпочитая тратить снаряды, а не солдат. Такая тактика, если это можно назвать тактикой, работала хоть и медленно, зато надежно. К началу весны бельгийцы оставили восточную половину Антверпена, отступив на другой берег Шельды. В Брюсселе союзники попытались зацепиться за берег Центрального канала, но не получилось. Немцы в итоге смогли переправиться и закрепиться в нескольких местах, создав весьма перспективные для будущего наступления плацдармы. А в том, что наступление будет, не сомневался никто.
– Как тебе новый Штуг с длинной 75-миллиметровкой?
Одну из рот второго батальона вместо положенных троек укомплектовали самоходами, что в общем-то было не редкостью в немецких пацерфаффе, но именно такой модификации до того не встречалось.
– Внушает. Единственное: я не понимаю, почему нельзя засунуть такую же пушку мне в четверку? – Курт закинул, горсть орехов себе в рот, прожевал и продолжил мысль, – Мне было бы гораздо спокойнее, по правде говоря. А с этим окурком…
– Вероятнее всего их просто не хватает, – Вилли проявил тут не свойственную ему рассудительность. Возможно два бокала пива настроили его, а философский лад. – Когда там последний танк пришёл, чтобы штат закрыть?
– В конце февраля, кажется, в третьем батальоне дольше всего машин не хватало.
– Ну вот, – кивнул лейтенант, – а боевые действия, по сути, в октябре закончились, активные я имею ввиду. Вот и считай.
После боев начала-середины осени после стабилизации фронта их полк отвели во вторую линию и казалось про них забыли. Впрочем, это касалось не только их полка или дивизии. Война, которую планировали завершить за одну летнюю кампанию неожиданно затянулась. Вермахт утер разбитый нос и был со всей решимостью готов показать, что все произошедшее в прошлом году – это лишь случайность. Спешно пополнялись до штата старые дивизии, формировались новые. В течение ноября-декабря сформировали еще три новых танковых дивизий. Промышленность с трудом успевала выпускать технику для все возрастающих аппетитов армейцев.
Всю зиму они по мере поступления техники и личного состава гоняли пополнение. Опытных кадров отчаянно не хватало. Командиры танков, окончившие скорые курсы, офицерский состав, до того служивший в пехоте, стрелки из резервистов, мехводы, которые до того только и сидели за рычагами трактора. Все это требовалось за зиму превратить в боеспособное подразделение. Получилось, по правде говоря, средне. Впрочем, как показывала практика, только настоящий бой способен показать, кто чего стоит.
И все же, такая служба гораздо лучше, ем постоянные бои, когда смерть постоянно ходит рядом, поэтому никто особо не жаловался. Так продолжалось до конца апреля, когда в войсках началась характерная суета – предвестник большого наступления.
По длинной глубокой транше двигалась представительная делегация. Не каждый день на передовой увидишь столько генералов и старших офицеров. Встречающиеся на пути солдаты почтительно уступали дорогу, прижимаясь к стенкам окопа, хотя глаза их отнюдь не светились радостью – генералы на переднем крае – верная примета будущего наступления. Впрочем, для того чтобы предсказать само наступление – не нужно было быть Нострадамусом: заканчивался апрель, весенняя грязь постепенно покрывалась зеленой травой, делая возможным перемещения больших масс пехоты и техники.
Впереди решительно шел невысокий, суховатый мужчина в форме со знаками различия генерала пехоты. Своего рода казус – хотя разного рода несуразицы в вермахте было более чем достаточно, как, наверное, и в любой другой армии мира – генерал пехоты командовал первой танковой группой. После позорной отставки Клейста – кто-то должен был ответить за окружение и гибель целого такового корпуса – именно его – Германа Гота – назначили на место последнего. Благо именно его корпус показал себя хорошо в то непростое время. Ему удалось форсировать Маас, закрепиться на французском берегу, отбросив заслон и даже продвинуться на десяток километров вглубь вражеской обороны, когда пришла весть о разгроме Гудериана, который был у него на правом фланге. В дальнейшем ему удалось не только удержать плацдарм, но даже расширить его, облегчая вермахту будущее продвижение вперёд. Ну а о том, что это продвижение будет никто не сомневался.
– Господин генерал! – молодой лейтенант вытянулся в воинском приветствии. Вермахт – оплот прусских военных традиций принимал нацистские нововведения крайне неохотно. – Лейтенант Отто Граубе!
– Не тянись лейтенант, не на плацу. Показывай лучше свое хозяйство.
– Вот наш передовой наблюдательный пост, можно рассмотреть передовую через стереотрубу. – лейтенант обернулся указал на позицию за изгибом окопа, над которой действительно торчали «рога» стереотрубы.
Танковый генерал жестом показал сопровождающим ждать на месте, а сам прильнул к окулярам. Несколько минут он, кряхтя и матерясь в полголоса рассматривал передний край вражеской обороны, хорошо подсвеченный утренним солнцем.
– А, дьявол, фуух. Не видно ни черта. – Гот отодвинулся от стереотрубы, распрямился после чего сделал несколько поворотных движений разминая затекшую спину. – Однако припекает.
Командующий 1-ой танковой группой снял фуражку и достав носовой платок вытер со лба выступивший пот. Не смотря на раннее утро, солнце припекало совсем не по-весеннему.
– А что, Отто, стреляют у тебя тут часто? Или прилично ведут себя лайми?