15-ого числа немцы захватили город Нанси, а 16-ого попытались сходу взять Везуль. Однако за два дня генерал Бланшар успел создать заслон, и попытка провалилась. Впрочем, Везуль немцам был и не нужен, направление их стратегического замысла находилось совсем в другой стороне. Ну а если бы получилось прижать левофланговые дивизии к границе со Швейцарией, это прошло бы по разряду приятных бонусов.
Этот самый замысел стал предельно ясен, когда 17-ого июня вермахт ударил от Монмеди на юго-восток через небольшую речку Шьер.
Сходу прорвав оборону, 4-ая танковая группа генерала Гепнера на всех парах двинулась строго на юг, отрезая таким маневром большую часть годами выстраиваемой обороны на Линии Мажино. Части прорвавшиеся севернее границы со Швейцарией, соответственно, двигались на север, чтобы 18-ого июня замкнуть окружение северо-западнее Нанси. В окружение попала большая часть третей группы армий в составе восьми дивизий и некоторые части относящиеся к четвертой группе армий. Всего около ста тридцати тысяч человек.
Сформировав внешнее кольцо окружения, Гепнер попытался атаковать окруженные части сходу, пока там не приготовились к круговой обороне. Однако, попытка ликвидировать окруженную группировку «в лоб» обернулась для вермахта большими потерями. Имея в достатке вооружения, боеприпасов и продовольствия и опираясь на долговременные укрепления части третей группы армий оказались неожиданно крепким орешком.
Ситуация вышла патовая. На то, чтобы прорвать кольцо окружения у французов сил не было. Прорваться из окружения гарнизонные части, не имеющие ни транспорта, ни тяжелого вооружения (вернее оно было стационарно вмонтировано в бетонные форты) тоже не могли. С другой стороны – немцы оказались в положении охотника, который поймал медведя, но тащить его не может. Вырвавшиеся вперед части столкнулись с жесткой нехваткой буквально всего. Тяжелые орудия с Линии Мажино простреливали как южную, так и северную точки прорыва. Бомбардировщики союзников каждую ночь бомбили переправы через Рейн и Маас, регулярно уничтожая наведенные через реки мосты.
Получилось, что даже будучи окруженной и отрезанной от остальной части страны цепочка укреплений, в которую вложили добрую часть военного бюджета Третей Республики 20-х и 30-х годов, продолжала делать свою работу.
В этой ситуации де Голль принял решение выехать из Парижа а Шомон, где сейчас находился штаб четвертой группы армий. А перед этим, он имел неприятный разговор с генералом Джоном Гортом, командующим британскими экспедиционными силами на континенте.
Когда немцы прорвали фронт, де Голль обратился к союзникам за помощью. Француз настаивал на скорейшей переброске дополнительных соединений с острова, чтобы британцы могли полноценно взять на себя участок фронта вдоль бельгийской границы, высвободив таким образом французские части для контрудара.
Однако в дело вмешалась политика, при чем не высокая, а самая что ни на есть мелочная. После майского поражения в Бельгии и больших потерь с ним связанных, кресло командующего под Гортом явственно зашаталось, поэтому он был больше сосредоточен на своих проблемах, чем не какой-то там войне.
В итоге, разругавшись с английским генералом в пух и прах, французский министр не постеснялся обратиться напрямую к английскому главнокомандованию в Лондоне. Те отреагировали неожиданно оперативно, хотя и не совсем так, как де Голль рассчитывал. Горта сняли с командования экспедиционным корпусом, а на его место поставили молодого генерала Монтгомери. Ну как молодого. Как для командующего армией молодого, и то – спорно. Так-то британец был старше самого де Голля всего на три года и лишь на год был моложе Джона Горта.
Новый командующий быстро взялся за дело. Он быстро организовал переброску войск, эвакуированных с Антверпенского балкона на 150 километров западнее на другую сторону франко-германского фронта. Плюс с острова британцы переправили несколько свежих дивизий в том числе одну танковую, что позволило французам снять наиболее боеспособные части, чтобы переправить их южнее и сначала закрыть прорыв, а потом все-таки попробовать деблокировать окруженную группу армий. А может и самим отрезать пару немецких танковых дивизий.
Однако как показала история – время было уже упущено. Как писал сам де Голль в мемуарах после войны, отказ от попытки контратаковать сразу, пусть даже слабо обученными соединениями, был большой ошибкой. Возможно, именно эта ошибка стала в итоге роковой. Да, потери были бы огромными, но дав пять дней немцам на укрепление внешнего кольца обороны, он тем самым обрек Францию на еще большие потери. А еще это в итоге привело в потерю Эльзаса.
Эльзас – один из наиболее промышленно-развитых регионов Третьей республики. Поэтому с началом войны, предполагая возможность потери приграничных областей, французское правительство постаралось перенести все что возможно в глубь страны. После захвата Бельгии и выхода вермахта к границам Франции на севере, та же участь постигла промышленность Лотарингии, Пикардии и Шампани.
Именно в эти дни в двадцати километрах западнее Меца произошло самое масштабное встречное танковое сражение Западного фронта. С Французской стороны попытку прорвать кольцо окружения предпринял второй танковый корпус генерала (?????). Имея под командованием две танковые дивизии и одну отдельную тяжелую танковую бригаду – всего почти восемь сотен машин – он действительно прорвал внешнее кольцо окружения, однако нарвался на контратаку танков Гепнера.
При этом встречное танковое сражение не входило в планы обоих военачальников, однако француза как всегда подвела разведка – французские истребители хоть и прикрыли на этот раз свои танки с воздуха, но взаимодействие между авиаторами и танкистами было все еще на достаточно низком уровне и информация полученная от воздушной разведки порой шла наземным частям несколько суток, успевая при этом стать совершенно неактуальной. Немецкий же генерал просто не успевал парировать вражеский удар никаким другим образом кроме как бросив свои танки вперед. Гепнер попытался было сманеврировать и зайти французам во фланг, но тут уж не сплоховала наземная разведка вовремя уведомив (?????) о подходе немецких танков.
Так или иначе в танковом сражении под Жарни приняли участие около полутора тысяч танков и САУ с обеих сторон. Побоище продолжавшееся два дня принесло тактическую победу французам. По количеству подпитых танков, они оказались впереди с небольшим преимуществом, да и само поле битвы осталось за галлами. С другой стороны, со стратегической точки зрения Гепнер свою задачу выполнил – сдержал прорыв французской армии, нанес ей значительные потери, выиграл время для обустройства новых рубежей обороны. Правда при этом 4-я танковая группа как боеспособное соединение существовать перестало. Остатки дивизий пришлось выводить в тыл для пополнения.
Фронт замер в неустойчивом равновесии. Так получилось, что в данный конкретный момент времени, н у одной из сторон не было резервов для продолжения активных действий. Вермахт не мог наступать, хотя хоть сколько-то обустроенной обороны впереди не было. Слишком много дивизий нужно было что бы держать кольцо окружения.
24 июня на совещании в ставке Гитлер рвал и метал, требовал продолжать наступления в глубь Франции, требовал добить истекающего кровью подранка. Присутствующие генералы, в первую очередь Гальдер и Йодль с большим трудом убедили фюрера придержать коней.
В таком равновесии линия фронта стабилизировалась на ближайшие три недели. Французы все резервы бросали на затыкание той дыры, которая возникла у них на правом фланге и пытались снабжать окруженную группировку по воздуху. Получалось ожидаемо плохо, благо в долговременных укреплениях Линии Мажино были в том числе и склады, поэтому критической ситуация для окруженных дивизий стала далеко не сразу.
Немцы продолжали потихоньку укреплять внешнее кольцо и медленно, но безостановочно сжимали внутреннее. День за днем на позиции французов падали тонны снарядов и бомб, уничтожая один узел обороны за другим. Территория, которую контролировали окруженные войска сжималась каждый день подобно шагреневой коже. Капитуляция была вопросом времени.