Отец Евлампий решительно встал и сказал:
– Такое без внимания оставить никак нельзя. Сегодня же к епископу пойду. Надо решать, как с тобой быть, не всем людям такое снится. И что это за святой, после которого иконы пишут и людей лечат.
Поп ушел, а я пребывал в глубоких раздумьях, правильно ли поступил, надо ли было так действовать и как отнесутся иерархи церкви к моему рассказу.
Мои раздумья продолжались около часа. Вскоре послышался громкий требовательный стук, и, когда открыли, ведя за собой боевого коня, в ворота вошел всадник в роскошной одежде. Дворня кинулась наряжать меня во все наряды, и когда я в шубе вышел на крыльцо и подал ковш сбитня всаднику, тот выпил его до дна, поблагодарил и, вытерев усы и бороду, громко, без бумаги, начал говорить:
– Повелевает царь всея Руси Иоанн Васильевич сыну боярскому Сергию Щепотневу без промедления явиться сегодня пополудни пред царские очи.
Сказав это, гонец передал мне в руки свернутую грамоту, поклонился, вышел за ворота, вскочил на коня и ускакал.
Хорошо, что в грамоте было сказано «пополудни», времени мне явно не хватало, чтобы как следует собраться и появиться перед глазами царя. Но тем не менее после обеда я в сопровождении оружных холопов был у стен Кремля и опять подметал полами шубы кремлевский мусор, только сейчас рядом со мной не было Дмитрия Ивановича. Опять я прошел по узорчатому полу к трону и, встав на колени, смиренно молвил:
– Великий государь, боярский сын Сергий Щепотнев по вашему повелению прибыл.
И снова вкрадчивый голос царя произнес:
– Встань, Щепотнев, и послушай меня, а потом будешь ответствовать.
Царь махнул рукой, и рядом с ним появился дьяк. Последний развернул бумагу и начал читать:
– А послухи видоки вот что говорят про сына боярского Щепотнева: жизнь он ведет уединенную, благочестивую, службы в церкви посещает, к причастию и на исповедь ходит, посты в его доме соблюдаются, скоромного в постные дни в доме нет. По кабакам и гулящим девкам не ходит. Все дела начинает с молитвы. Из Литвы и прочих государств гостей у него не бывает. Занят Щепотнев больше лекарским делом. Известно, что зубы дерет без боли, дурман-водкой усыпляя людей, но все происходит с молитвой. В волхвовании и предсказаниях замечен не был. И вот только что стало известно: говорил он, что, когда молился Пресвятой Деве Марии вразумить его, от изнеможения заснул и видел мужа с нимбом на голове, который держал в одной руке кисть, какой работают иконописцы, а в другой – лекарский нож, и что понял он: служить Богу должен лекарским делом и иконописью.
– Ну что, сын боярский, все правильно видоки описали? – вперил в меня горящий взор Иоанн Васильевич.
– Да, великий государь, – собрав все силы, твердо ответил я. – Именно так все и было, должен я лекарскую службу исполнять, раз Господь этого от меня требует.
– Кажется мне, что с искренней верой ты это говоришь, – улыбнулся Иоанн. – Правда, епископ Московский требует, чтобы разобрались в этом деле, не творишь ли ты черного колдовства.
– Великий государь! – упал я на колени. – Все, что я делаю, только с молитвой к Господу совершаю. Не раз просил отца Евлампия освятить все подворье мое, чтобы с благодатью Божией мои больные лечились, еще раз у твоих ног эту просьбу повторяю, может, услышит ее митрополит Антоний.
Иоанн Васильевич улыбнулся еще шире:
– Услышит твою мольбу митрополит, мнится мне, будет так. А вот вызвал я тебя для такого дела. Когда рассказали мне о твоем искусстве, захотел я в нем увериться. Вот посмотри на этого воя.
К нам вышел седой здоровый мужик. Лицо его было изуродовано огромным шрамом, придающим ему несколько демоническое выражение.
– Вот лекарь мой Бомелий сказал, что ничего с таким лицом сделать нельзя. А я, когда услышал, что православный с молитвой лицо девичье от раны избавил, решил посмотреть, что ты можешь сделать вот с таким уродством.
ebooksa