— Погоди, дай-ка угадаю… Сейчас ты начнешь рассказывать мне про детские травмы, их последствия для моего скорбного разума и способы их преодоления, — усмехнулся следователь. — Откуда вы все берете эти глупости? И почему я обязательно должен прятаться?
— Ну… как-то не вяжется вот это все с прежним образом. — Она широко повела рукой.
— Мне оставить тебя разбираться с лекарствами самостоятельно? — Стеван насмешливо вскинул брови. — Имей в виду, если ты на самом деле настроена поговорить о моих несчастьях и проблемах, я так и сделаю.
— Ну проблемы или нет — этого я не знаю, все-таки я не врач, — тут же пошла на попятный Чарген. — Но я не вижу другой причины, которая могла бы подтолкнуть тебя к оказанию вот такой помощи, кроме искреннего человеческого сочувствия. Да и до этого… ты, конечно, порой поступаешь и высказываешься очень резко, но отвечаешь на вопросы, заботишься, оберегаешь. По-моему, это совершенно нормально и очень по-человечески. Сложно, знаешь ли, тебя с таким отношением ко мне считать плохим…
— Милое дитя, я, конечно, согласен, что большинство людей — порывистые идиоты, которые сначала делают, а потом думают, и то не всегда, — с иронией проговорил Шешель, опять берясь за бинт. — Но причислять себя к этому большинству категорически не согласен. Да и о твоих способностях был лучшего мнения. А если подумать?
— Не знаю. Я устала и не могу думать, — проговорила она, вновь прикрывая глаза. — Объясни, раз ты и до этого не считал зазорным рассказать мне, что происходит.
— Это логично и разумно, — спокойно отозвался Стеван. — Я же объяснял: мне нужно доставить артефакт в Ольбад в целости и сохранности. Артефакт привязан к тебе, значит, либо тебя надо убить и забрать его, либо везти вас вдвоем. Убить — слишком радикально, я к таким мерам стараюсь прибегать только в крайнем случае. А если не убивать, то разумно добиться от тебя добровольного всестороннего содействия: здесь и так слишком много проблем и противников, чтобы записывать в них еще и тебя.
— Ну и как все это объясняет твою заботу? Ты же знаешь, что я и так никуда не денусь, — некуда мне бежать.
— Легко. Исполнительному дураку или человеку военному достаточно просто приказать, а ты явно натура деятельная и решительная. И боги знают, что ты решишь, если не будешь понимать, что происходит. Если обращаться с тобой плохо и грубо, запугивать и обижать, ты вполне можешь попытаться удрать при первой же возможности, уже хотя бы для того, чтобы избавиться от неприятного общества мерзкого сыскаря. Ну и зачем мне целенаправленно усложнять себе жизнь, если гораздо проще проявить к тебе немного необременительной заботы и человечности?
— Вот видишь, ты только что аргументированно подтвердил, что и правда хороший, — не удержалась от улыбки Чара. — Уже хотя бы потому, что понимаешь, почему людям нужна забота и что такое человечность.
— Ах вот оно что! — насмешливо протянул следователь. — У нас с тобой, значит, расхождение в терминологии.
— Почему?
— Потому что у нормальных людей хорошим считается тот, кто помогает искренне и от души, а не ради собственной выгоды.
— Словоблудие, — недовольно проворчала Чара. — Выгода в любом случае есть, хотя бы моральная — от осознания собственной доброты, а у тебя выходит честнее.
С этим спорить Шешель уже не стал, только тихо рассмеялся в ответ. За время разговора он успел закончить с ногой пациентки, убрать аптечку и начать накрывать на стол. Что, впрочем, особых усилий не потребовало и много времени не заняло. Следователь выставил сковородку, одну тарелку и две разновеликие посудины под чай: для Чары — изящную широкую чашечку, для себя, кажется, вообще бульонницу. Когда он отвернулся, чтобы взять чайник, Чарген спешно поменяла емкости местами.
Обнаружив подмену, Стеван насмешливо вскинул брови, поманил Чару — или кружку? — пальцем. Чарген в ответ тряхнула головой и покрепче вцепилась в добычу. Ну не станет же он с ней драться из-за посуды, правда? А она не любит маленькие чашечки, какое в них удовольствие…
Следователь весело фыркнул в ответ на этот демарш и достал себе еще одну бульонницу: посуды у хозяина имелось с запасом.
— Что это? — опасливо спросила Чарген, когда Шешель снял со сковороды крышку. Внутри было не очень однородное красно-коричневое месиво с вкраплениями зеленого, белого и желтого.
— Хрючево, — хохотнул он, явно довольный произведенным эффектом.
— Как-как? — изумилась Чара.
ebooksa