Шешель и шельма

— Нет, просто хорошая женщина, — отмахнулся тот. — Три года назад я помог ей, у нее тогда сын очень болел, нужны были деньги на лечение.

— А она помогла вам, — удовлетворенно кивнул Стеван, мысленно потирая руки.

Проделать все вышеописанное он, конечно, мог и непременно сделал бы, но времени на это ухлопал бы прорву. И еще неизвестно, как регидонская полиция проводила осмотр места происшествия и не потеряла ли «случайно» орудие убийства. Вряд ли, конечно, — Рофелю это было не нужно, но чем боги не шутят…

— Помогла. Только девочку эту я убивать не собирался, — твердо заявил он. — Она мне ничего плохого не сделала.

— Только подставить, — не удержался от замечания Шешель.

— А вы всерьез думаете, что за Ралевича она вышла по любви? — хмыкнул он. — Наверняка ведь охотница за деньгами.

— Это, безусловно, справедливо, только подводить ее под убийство права не давало, — возразил Стеван. — Зачем вы, кстати, запугивали ее страшными слухами о муже?

Гожкович отреагировал на это неожиданно — явственно смутился.

— Я так… Просто к слову пришлось, — пробормотал он. Но Шешель продолжал выразительно смотреть и молчать, Сташко еще немного поерзал и наконец сознался: — Зло меня взяло, хотелось ему какую-нибудь мелкую гадость сделать.

— Хотите сказать, убийство вы на тот момент еще не планировали и подставить будущую вдову не собирались? — все-таки спросил следователь, хотя в сказанном явно была немалая доля истины — прятать эмоции Гожкович умел плохо и смущался вполне искренне.

— Да ничего я не планировал! Думал, конечно, что придется, но… Я до последнего не знал, решусь ли вообще! Я же даже детективы не читаю, откуда мне знать, как правильно все это делается? Не так-то просто решиться. Если бы он не начал смеяться и снова оскорблять, может, и не смог бы его ударить вовсе!

— Ладно, давайте с самого начала. Почему вы вообще решили убить партнера?

— Потому что Павле совершенно потерял голову от жадности. Он и так втравил всех нас в проблемы, а дальше было бы только хуже. И по-хорошему решить с ним этот вопрос не получилось.

Со слов Гожковича, о том, как именно партнер вел дела, он узнал совсем недавно, заподозрив неладное по слишком уж стремительно растущим прибылям. Почему только теперь, хотя прибыли эти начали расти уже несколько лет как, внятно ответить не сумел, а дальше Шешель уже не перебивал и вопросов не задавал.

Заподозрив партнера, Гожкович начал осторожно копать и накопал на приличный срок не только Ралевичу, но всем совладельцам, поскольку доказать собственную непричастность им бы было очень сложно. Конечно, сами дураки, потому что подписывали кое-какие бумаги не глядя, но в тюрьму от этого сильнее хотеться не стало.

Несколько попыток добром воззвать к Ралевичу провалились, а в последний раз Павле вообще вышел из себя, назвал партнера трусливым червяком и бесхарактерным ничтожеством и потребовал, чтобы тот по дешевке продал свою часть, пока он, Ралевич, не решил проблему с таким сложным партнером радикально.

Угроза его впечатлила, и Гожкович бы даже продал свою часть, но остановило его понимание: не спасет. Документы-то с его подписями никуда бы не делись, и попытка сбежать ничего бы не исправила. Вот тогда-то Сташко решился на убийство, посчитав поездку в Регидон удобными декорациями. Зная нравы Норка, он был уверен, что особо усердствовать в расследовании никто не станет, и очень надеялся, что после смерти Ралевича удастся подчистить и исправить все то, что он наворотил.

Он же не знал в тот момент, что немного припозднился со своей расправой и в еще более грязное дело Павле уже влез.

Шешель мог бы возразить против такой трактовки событий и облика Гожковича как запутавшегося и пострадавшего борца за справедливость. Мог, но, подумав, не стал. В конце концов, история выходила складной, а установить и доказать, насколько Сташко себя обелил по сравнению с реальным положением вещей, было бы весьма проблематично. Больше того, Стеван был склонен верить, что убийца действительно долго колебался и, даже помчавшись за партнером через океан, не был до конца уверен, что он сделает и как. Иначе как минимум озаботился бы другим оружием, а не схватил попавшийся под руку нож.

Однако писать явку с повинной без адвоката Гожкович, несмотря на прозвучавшее признание, не стал, и, пока того ждали, свое дело сделал дежурный фиолетовый маг. К удовольствию Шешеля, он придал дополнительного веса его словам, указав следы повреждений именно там, где предполагал следователь.