Он ощущал это, как ощущают приближение грозы. Оно давило на нервы, билось где-то далеко, там, куда вел знакомый пряный запах. Оно зияло, как черная трещина в камне, только — невидимая обычному глазу. Безобразная, отвратительная, чуждая всему тому, что сейчас его окружало.
Подняться на ноги оказалось неожиданно легко. Рефлекторно подцепил кобуру, пусть и пастью — он понятия не имел, сумеет ли вернуться в человеческое тело, но бросать оружие был не приучен. Тем более когда предстоит драка с колдуном.
Бежать на четырех лапах оказалось удобно. Удобнее, чем на двух ногах. На краю сознания отчаянно толкались и бились вопросы и чувства, для которых еще придет время, а пока надо было спешить. Потому что дурная девчонка непременно влипнет в неприятности, если до сих пор не влипла.
А потом она ему все объяснит. Почему у него четыре лапы, как он с ними так ловко управляется и почему, черт побери, мир вокруг меняется с такой скоростью, словно он на литерном поезде мчится, а не перебирает своими мохнатыми лапами размеренной косолапой рысцой.
Лишь бы не пострадала, девчонка, а там он ей точно ремня задаст, раз в детстве недодали.
И если бы он действительно собрался претворить эти мысленные угрозы в жизнь, никаких проблем с этим не возникло бы: Анна и не подумала бы сопротивляться или возмущаться, потому что испытывала перед ним такой глубокий, жгучий стыд, что на все готова была, лишь бы он не злился и, может быть, когда-нибудь простил.
В ушах звучал его напряженный голос, перед глазами стояло беззащитно распростертое на земле тело, и взгляд… Она его, наверное, в кошмарах видеть будет, столько в нем читалось злости, неверия и обиды.
Это ведь предательство. Она воспользовалась его доверием, добрым к ней отношением, обрекла на мучительное изменение, лишила выбора дальнейшего пути, и… Можно ли вообще такое простить? Она бы смогла? Анна очень в этом сомневалась, и от этого было еще горше.
Господи, хоть бы все прошло как можно легче. Она после первого переворота два дня лежала пластом и приходила в себя, настолько это было мучительно. А она родилась с этим, унаследовав от отца.
В семье жило предание о том, как две сотни лет назад, когда эти места только осваивались ее народом, Александр Набель, давний их предок, спас от голодного шатуна молодого чжурского шамана. Медведя убил, но и сам оказался смертельно ранен, и чжур, пытаясь помочь, соединил две души в одном теле. Здесь, на стыке трех миров, вышло то, что не могло получиться в любом другом месте, земля приняла Александра и он стал первым ее хозяином. И неприютный, суровый край переменился под его рукой.
Как это происходило, не знали и старые шаманы, но двудушие передавалось в семье, притом порой вопреки желанию наследника. Был случай, когда ребенок у бездетного и неженатого предка обнаружился случайно на стороне, родила его одна из бордельных девиц, у которой не только снадобье от нежелательной беременности не сработало, но и потом вытравить плод не удалось. Шаоци полагал, что это воля старших, небесных духов, которым по нраву было наличие этакого привратника.
Порой дар переходил спокойно, порой — болезненно. Одной из обычных трагедий их семьи была смерть матери Анны, которая оказалась слишком слабой для такого ребенка.
Девочек-двудушниц в семье было мало, всего три за двести лет, и им приходилось труднее: не всякий мужчина мог подарить одаренного ребенка. У первой из этих женщин одаренный сын родился от случайной связи с заезжим старателем. Вторая, Анина прабабка, оказалась слишком упряма и слишком любила своего мужа, и с ней случилась вовсе уж жуткая история: она по весне в зверином облике столкнулась с медведем, с ним и… Скорее всего, медведь тот и медведем никаким не был, обычный зверь никогда не посмел бы притронуться к хозяйке, это Аня прекрасно знала, но спокойнее от этого не становилось.
С рождения было понятно, что Анна — двудшница, но детство у нее было обычным, беззаботным. Первое превращение случилось в десять лет, и тогда же ей пришлось очень быстро повзрослеть. Так что к моменту смерти отца она была хоть и юна годами, но ответственность на себя приняла уверенно. Ни с землей, ни с людьми на ней она не испытывала сложностей: ее любили и немного жалели, ее род уважали. И все бы ничего, но в жизни Ани была одна проблема.
Она не хотела повторить участь своих предшественниц — ни первой, ни тем более второй, и когда ее сверстницы начали поглядывать на мальчишек с интересом, она начала их дичиться, потому что ни молодой шаман, с которым она подружилась, ни опекающая ее ведьма не могли с уверенностью сказать, что какой-то из городских мальчишек может стать тем самым, подходящим. Она твердо намерена была найти того, с кем не придется волноваться о будущем, и выйти за него замуж.
И вот надежды ее обрели реальные черты. В первый момент, когда Ийнгджи в своей обычной шутливой манере сказал, что Дмитрий подходит, она откровенно растерялась. Раньше думала, что, встретив, сразу на все решится, но на деле это оказалось не так-то легко, и первое время Анна приглядывалась к нему с недоверием и тревогой. Но он и без всяких шаманских тонкостей оказался таким, какого совсем не хотелось отпускать.
А уж когда на поляне у заимки колдуна Дмитрий знакомился с одним из вэчэку Шаоци, и шаман, наблюдая за этим, рассказал о ранении мужчины то, что видел, предложив очень неожиданное, но такое заманчивое решение…
Она честно хотела подождать следующего удобного случая. Поговорить с Димой, заставить его поверить, уговорить остаться здесь добром, и вот уже потом… Но старый шаман, кажется, уже тогда что-то чуял и догадывался, что так не выйдет. И решение пришлось принимать спешно. Уже даже не ради себя, ради города и земли, которой туго пришлось бы без хозяина, погибни она, а шансы на это были велики.
Анна плохо понимала, что именно задумал знаткой, но тень будущей беды висела в воздухе уже несколько дней, пусть и заметила она ее совсем недавно. Вчера это тревожное предчувствие только набирало силу, отчего она беспокойно спала всю ночь, к утру обрело очертания, а к полудню — и примерное направление. Если бы не свидание, она бы уже тогда помчалась искать колдуна. Никого не нашла бы, конечно, ощущение пока было слишком расплывчатым, но бездействие было невыносимо.
Хорошо, что рядом с Димой ей совсем не думалось о постороннем. Гораздо важнее было ловить его взгляды и случайные прикосновения, и волновал не какой-то там знаткой, а то, как поведет себя ее избранник, как отреагирует, что скажет и сделает…