На этом разговор иссяк, и они опять вернулись к записям.
Косоруков не настолько интересовался жизнью и бытием колдунов, чтобы намеренно изучать их срывы, но некоторые примеры запомнил. Чаще вели их более приземленные побуждения — желание денег, славы, любви и даже вечной жизни, — но и заигрывания со смертью случались. С полвека назад один известный колдун пролил много крови и оборвал много жизней в попытках вернуть умершую возлюбленную, а другой и вовсе замахнулся на библейские масштабы и возомнил себя земным воплощением архангела Гавриила, которому д?лжно поднять мертвецов на страшный суд. И поднял неподалеку от Павлограда, убив для этого десяток человек, и еще больше пострадало от неуправляемой нежити.
Так что, даже при странности избранного пути и интересов, ничего принципиально нового в этом не было, и никакой ясности в цели искомого колдуна его увлечение покойниками не вносило.
Еще из полезного Анне попалась заметка с описанием упырей-вожаков, их повадок и некоторых деталей процесса создания. Полного ритуала не было, только несколько фраз, смысл которых сводился к необходимости для ритуала создания вожака теплого еще тела, умерщвленного бескровным способом. Видимо, что-то подобное сделать с Шалюковым не вышло, пришлось стрелять и пытаться скормить упырям. Тоже почему-то не до конца…
Это подтверждало организацию засады на них с непонятными пока целями, а еще заставило проникнуться к колдуну некоторым уважением. Все же он явно был талантлив — вот так самому во всем разобраться, придумать новые ритуалы, не имея ни прочной образовательной основы, ни наставника, одни только дневники прежнего хозяина заимки.
— Засаду бы на него тут оставить, да проку? — пробормотал Дмитрий. — Сколько сидеть? И придет ли он сюда, а то, может, почуял… Может, сюда с ищейкой хорошей вернуться? Раз охотники есть, то и собака найдется. Хотя когда он еще здесь последний раз был, и дожди вон сколько шли, никакая собака след не возьмет… Ты чего? — прервал он рассуждения, потому что Анна тихо выругалась и со стоном уронила голову на руки. — Что случилось?
— Дура я, вот что, — в сердцах высказалась она и раздраженно захлопнула тетрадь. — У нас ведьма есть, это получше всякой ищейки. Ружье не знаю, а вот записки эти точно должны помочь. Ладно то старье, но эти записи его собственной рукой сделаны. Поехали, нечего тут больше делать. Столько времени зря потратили…
— Аня, постой, не горячись, — он осторожно сжал ее запястье, когда Анна собралась встать. — Во-первых, ты совершенно точно знаешь, что ведьма сможет его найти по этим записям? Я, может, недооцениваю ее силы, но она и сама говорила, что поиски колдуна — дело бессмысленное. Свежей крови я не вижу, а записи… Она такое делала при тебе?
— Конечно, она сможет, она… — по-прежнему пылко заговорила Анна, но осеклась и неуверенно нахмурилась. — Не совсем, — признала после короткой паузы и вздохнула. — Да, ты прав, я могу ее переоценивать.
— Хорошо. А во-вторых, мы не зря потратили время, мы многое узнали про колдуна и подготовились к встрече с ним.
— Узнали да, но каким образом подготовились?
— Мы не знали сил этого колдуна. Теперь — знаем, что он почти ничем не интересовался, кроме мертвецов, и скорее всего от него не придется ждать подвоха в другом, а вот запастись святой водой стоит. Так что не спеши себя ругать, чем лучше ты знаешь противника — тем больше шансов его одолеть.
— Ладно, я тебя поняла, — вздохнула она. — Мы никуда не едем?
— Едем, конечно, просто без суеты, — улыбнулся он. — Надо собрать те тетради, которые исписаны вторым колдуном, ружье, еще что-нибудь из его вещей… Я не знаю, как ведьме проще искать?
— Я займусь, — с готовностью вызвалась Анна. — И портфель управляющего тоже, надо бумаги его посмотреть. Я своим в управу отдам, пусть глянут. Но, сдается мне, знаткой в них и не заглядывал…
— Хорошо, тогда я схожу за лошадьми, я утром их вывел.
Ягоды Анна за утро с большим удовольствием съела, так что шляпа освободилась. Подхватив ее со стола, Дмитрий вышел и на свету недовольно поморщился, разглядывая головной убор. Полинялая подкладка и так выглядела непрезентабельно, а уж теперь, пестрящая темными пятнами засохшего ягодного сока, и вовсе представляла собой жалкое зрелище. В который уже раз подумав, что шляпу неплохо поменять, он перевернул ее, постучал по тулье, вытряхивая оставшиеся мелкие листики и прочий мусор и, ограничившись такой чисткой, надел.
Шел, насвистывая куплеты про девицу на пароходе, качку и бравого капитана — погода очень располагала к таким легкомысленным вещам, а стесняться было некого, хотя и были те куплеты весьма неприличными. Он тут все равно один, а даже если бы и не был, слова все равно помнил плохо, через строчку на третью, и потому вполне удовлетворялся простым прилипчивым мотивом.
Однако возле поляны, на которой он оставил лошадей, свист оборвался озадаченным аккордом: там обнаружился незнакомый человек, и Дмитрий вот так с ходу не сумел определиться, как на него реагировать. Угрожающим или опасным старый чжур совсем не выглядел, но кто этих аборигенов знает.
Одет он был очень просто — потертые штаны с обтрепанными краями, замшевое одеяние с бахромой понизу, также видавшее виды. Босые ноги явно давно не знали обуви, и старика это не беспокоило. Примечательного в нем была только прическа — длинные седые волосы собраны в десяток тонких косиц, переплетенных цветными нитками, — да головной убор. К узорчатому, кожаному с резьбой, очелью крепились длинные плетеные шнурки, украшенные перьями и бусинами, а прямо надо лбом белел небольшой птичий череп.