Кроатоан

— Я хотел его запустить, — бормочет парень. — С помощью пиджака… но… ничего…

— С помощью… пиджака?

— Заткнись и слушай, когда я говорю.

— Извини.

Борха опирается на серую оконную раму. И демонстрирует девушке свой левый локоть.

На локте сразу несколько порезов, один за другим. Все они мелкие и глубокие, как будто Борха решал на своей коже арифметические задачки. Кармела сразу же вспоминает его пиджак — окровавленный и изодранный. «Что он там делал?.. Он уже за гранью безумия. Его не вернешь».

— Что такое? — ухмыляется он.

— Борха… чем ты занимался?

— Испытывал. Генератор. Что ты делаешь?

Кармела склоняется над темной бесформенной грудой.

— Ищу свои брюки, — объясняет девушка. — Да, вот они.

— Не надо, не одевайся. Снимай с себя все. Всю одежду.

Борха вырастает прямо перед ней, перекрывая выход. Кармела на секунду видит его зрачки: они блестят, как пролитые чернила. Они такие огромные, радужной оболочки у глаз будто бы и нет. Борха смотрит на нее, словно через две дырки, через две скважины на лице.

— Чего ты ждешь? Или мне тебя раздеть?

— Нет-нет, Борха… Успокойся…

— А я спокоен.

— Да, извини…

Страх Кармелы — как лихорадка: она вся трясется. Вот она поднимает одну ногу, потом вторую, стягивая чулки. Цепляется ногтем, на левом чулке растет дырка. Кармела покачивается, стоя на одной ноге. Ее полностью подчиняет себе чужая сущность, затаившееся, но до конца не излеченное заболевание, пришедшее из самых юных лет, когда девушка приняла решение молчать и терпеть. Ее сковывает не страх перед лицом жизни и мира — нет, это домашний страх, упорный и абсурдный, как фобия, боязнь всего, что может совершить Борха.

Чулки падают на пол бесшумно, как исчезает и ее последняя надежда.

— Борха… — умоляет она со слезами на глазах. — Нам нужно уходить… Пожалуйста, это правда… Мы должны найти таблетки…