Кроатоан

22
18
20
22
24
26
28
30

Легкий шум, Кармела вздрагивает.

А от следующего звука, совсем обыденного, девушку окатывает волной ужаса.

Короткий смешок.

— Борха?

Никакого ответа. Кармела понимает, что и шум, и смешок донеслись из-за одной из двух закрытых дверей. Либо из кладовки, либо из туалета.

Девушка осторожно закрывает дверь в лабораторию, как будто продолжая верить, что Фатима и Серхи спят, и на цыпочках возвращается к двум оставшимся. Две двери — две возможности. За одной из них ждет награда, за другой — удар током. Это как эксперимент на выбор.

Кармела выбирает дверь в кладовку, открывает и видит Борху: изломанного, покрытого кровью и порезами, обнимающего электрогенератор. Но ведь это не Борха — это его пиджак. Кто или что могло его так искромсать?

Кладовка совсем невелика по размерам. Здесь есть полки и ящики, а на стене висит календарь за год, которого больше нет и который уже никогда не наступит.

— Бор…

Знакомое имя застревает в горле. Ощущение одиночества на маленьком острове душит все сильнее, ее как будто похоронили заживо. Девушка протягивает руку к третьей двери и медленно открывает.

Борха стоит к ней спиной, он почти голый, из одежды — только штаны.

— Борха, я думала…

Облегчение, которое она испытывает, — как ложбинка между двумя гибельными волнами. Потому что, когда мужчина оборачивается к ней через плечо, Кармела видит его лицо в тусклом свете открытого люка.

И нож, который он держит в правой руке.

Лицо, повернутое к ней (Борха стоит перед унитазом, но крышка опущена, и девушке непонятно, чем парень занимался в уборной), — это череп со вздыбленными волосами, обтянутый потной кожей. Веки пытаются похоронить глаза заживо.

Борха смотрит на нее сверху вниз. А потом поворачивается всем телом, с ножом в руке.

— Привет, Кармель, — шепчет он и обдает ее насквозь проспиртованным дыханием.

— Как ты? — «Кроме того, что пьян», — с омерзением добавляет про себя Кармела.

Его глаза — как двери в клетки с запертыми чудовищами.

— Неужели ты думаешь, что мне плохо? — вкрадчиво спрашивает Борха. Его гнусавый голос мог бы показаться смешным. Только вот Кармеле не до смеха.