Кроатоан

— Потому что это случится со всеми, а так мне неинтересно.

Фатима смеется и прижимается к большому телу.

— Ну и дурак же ты, Серхи. Здоровенный, а дурак. А может быть, ты и гений — не знаю. Но я тебя люблю. — На глазах у нее слезы. Фатима утирает их ладонью.

— Ты серьезно? — спрашивает он, как будто Фатима изрекла какой-то философский постулат.

— Ну конечно, дурачок.

— Уфф, а я думал, ты любишь Логана… — Серхи рукавом вытирает пот. — Я ревную.

— Логан… Бедняга. — Фатима сдувает со лба прядь волос. — Он ребенок. Ты тоже ребенок, но толстый. — Веселье на ее лице гаснет. — Серхи, мы умрем.

— Это я знал с тех пор, как родился. Так, ты собиралась прочитать мне стих.

— Точно. И давай поскорее, потому что я не знаю, когда таблетка начнет действовать. Достанешь мои бумаги? — Поэтесса предъявляет свои израненные руки.

— Ну конечно. — Серхи роется в конверте. — Вот этот. Ты сможешь удержать сама?

— Давай.

Фатима помещает листок между окровавленных пальцев и читает стихотворение, написанное красными чернилами. Она читает красиво, с выражением, с напором. Слушая Фатиму, Серхи глядит в потолок, глаза помаргивают за толстыми стеклами очков.

Я долгая смерть цвета топаза, Живое улыбчивое растение, Каменная мамба с невесомой головой, Глаза — как сгоревшие угольки, Рот — как удар мачете, Язык и клыки такие быстрые, Что убивают еще до укуса. Я серая волчица, я горлинка, Я распятая чайка, Океанические глаза льва, Узкие антилопьи уши, Я — язык хамелеона, Стреляющий из его маски С глазами разбитой игрушки. Я — лемур, ползущий наверх, Я шлем, поднятый муравьем Под пепельным небом. Я газель с лирой рогов, Остроконечный носорог, Безмысленный заяц, бегущий От безмысленной хитрой лисицы. Я зоркий рычащий шакал, Собака, лающая сквозь ночь, Напуганная, но не слишком, Как и фермер, гладящий ее по холке, Я бьющий крыльями сокол, Орел, разрывающий воздух… Я — скорпион на могиле.

Глаза у Серхи закрыты. Фатима читает еще немного, потом наступает тишина.

А вскоре раздаются крики.

31. Норт

Кармела просыпается на полу и рывком садится. Мир поворачивается на 180 градусов, а потом крутится каруселью. Когда карусель останавливается, Кармела открывает глаза и делает попытку встать.

Вокруг темно, но сквозь единственное оставшееся в гостиной окошко проникает тусклое свечение. Воздух пахнет рассветом и мертвой плотью.

В гостиной больше никого нет, только складки на простынях и матрасе — там, где лежали Борха, Фатима и Серхи.

Превозмогая боль, Кармела начинает вспоминать. У нее нет никакой возможности определить, был пик или нет, но если он все-таки произошел, тогда ЛСД нужно признать эффективной защитой — по крайней мере, на время. «Фактор затухания». Причины этолог не знает. Почему изменение индивидуального восприятия задерживает волны группового восприятия? Если отрешиться от поэтических метафор — якобы галлюцинации и бред выделяют человека из общей массы, — существует ли научное объяснение? Кармела этого не знает, ей даже неизвестно, долго ли будет длиться их исключительная ситуация, однако это единственное, что у них есть. Необходимо выйти из обсерватории и поискать в близлежащих поселках новые лекарства, которые оказывали бы сходный эффект. Это в их силах.

Нужно выйти наружу. Кармела должна предупредить остальных.