Кроатоан

Кармела понимает, что никогда не забудет этих минут.

— Ты в порядке? — Нико тяжело дышит, одежда его заляпана кровью. — Она тебя зацепила.

— Я в порядке, — отвечает она сквозь зубы.

— Кармела, ты не волнуйся, успокойся, дыши глубже.

Девушке кажется, что эти слова произносит Борха. Ласковые слова после насильственных действий — к такому она привыкла. «Успокойся, Кармела, ничего страшного». Мужчина, который выступает в роли альфа-самца, а потом надевает маску джентльмена. Кармела видит большую протянутую руку; в другой руке — окровавленный нож и фонарь на петле. Нож блестит, как гильотина. Вот чего Кармела боится больше всего: мужской силы, направленной на агрессию. В этот момент она забывает о царящем вокруг хаосе. А потом приходит в себя. «Он поступил так, чтобы защитить меня, а она уже не была женщиной…»

— Мы не должны были открывать, — говорит он, указывая на ряд закрытых дверей — сюрпризов, о которых он ничего не желает знать.

— Да, не должны.

— Не отходи от меня ни на шаг.

Кармела готова подчиниться, но не готова держать его за руку.

Обратный путь им уже известен, они быстро спускаются по лестнице. Дверь в подвал открыта. Нико с Кармелой сами не знают, что они надеются там увидеть. Может быть, тесную клетушку, забитую рухлядью, бабушкиными сундуками и прелой одеждой. Впрочем, в этот раз обоняние реагирует быстрее зрения. Вот откуда так пахнет, понимает Кармела. Едкой смесью пота и кислоты.

— Господи, — бормочет Нико, прикрывая рот ладонью.

Вокруг них слабые шумы — как помехи в радиоэфире. То, что они видят внизу, тоже удивительно: не тесный захламленный подвал, а просторный, выложенный кафелем зал с отдельными помещениями, коридорами, с открытыми и закрытыми дверями. Еще один этаж, еще одно пространство, спрятанное от посторонних глаз.

— Что это?

Нико нацеливает фонарь на стену, на неработающий цифровой замок.

— Чтобы сюда попасть, им был нужен код? Зачем? — недоумевает Нико.

Они спускаются в нечто вроде прихожей с окнами из толстых стекол — свет проникает как будто сквозь толщу воды. Разбросанные по полу детали одежды указывают им путь за угол. Вещи на полу принадлежали не одному владельцу: тут есть халаты, больничные пижамы, тапочки, носки… Какой-то потусторонний мир. Потрескивания в воздухе становятся громче.

— Это радио, — говорит Нико.

Но вот они заворачивают за угол и понимают, что это не радио.

Здесь царит особый микроклимат, это теплица или террариум, созданный для того, чтобы живое умирало в специально отведенном месте.

Змеи, скорее всего, попали сюда через вентиляционные трубы, рассуждает Кармела, загипнотизированная открывшимся зрелищем. Змеи до сих пор свисают порванными гирляндами с вентиляционных решеток и завиваются в маслянистые кольца вокруг мужчин и женщин, которые, должно быть, пришли сюда по лестницам, как и Кармела с Нико. Млекопитающие и пресмыкающиеся на равных правах лежат на полу, в кошмарной путанице. Некоторые из них до сих пор живы. Ладони, которые сжимаются и разжимаются, как у того старика в машине, чешуйчатые кольца, которые проворачиваются внутри ртов — человеческих или змеиных. Шорох и ужасные звуки механического поглощения. Луч фонаря скользит по щекам, пастям, ягодицам, бедрам, чешуйкам, грудям, раздвоенным языкам, зубам, глазам без склеры, глазам без радужки. Все вместе — как одно сюрреалистическое существо, непристойное, смешанное из многих.