Чёрный утёс

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты бы ни за что не покинул Имбру, не ушел с поста, как сделал Форкий. Мы честно служили, исполняли желания отца, чтобы он добился своего, но теперь остались лишь мы с Эфиром. Я постараюсь узнать, кто сделал это с тобой и нашими собратьями, а ты… переродись в новом облике. – Тритон накрыл лицо и голову Гераса листом, затянул узлы и под покровом темных вод отправился к границе.

Проплывая над бездной, Хаос держал перед собой трезубец, опасаясь, что из черных глубин может выплыть чудовище и заглотить тело, как рыба нанизанную на крючок наживку. Кораллы облепили тоннель, уходящий вглубь долины штейнов. От замерших над головой цианей исходил голубоватый свет, освещая Хаосу путь до луга посидоний[14], где вода становилась теплее. Он постарался побыстрее миновать этот участок. Волоча за собой тело, Хаос с трудом прорвался через обширный луг и выбрался к Алому лесу. Его назвали так из-за кораллов дивного кровавого цвета. Вода стала горячее, и тритона с непривычки бросило в жар. После длительного проживания в Сомбре он отвык от этих ощущений.

Местами дно начинало дрожать или расходилось трещинами, и вверх поднимался огромный пузырь с кипятком. Вулкан был близко. Хаос чувствовал его жар: застарелые шрамы на теле начинало печь, от усталости и чрезмерного тепла движения замедлялись, дыхание перехватывало. Тритон склонился к одному из кораллов, уткнулся лбом в дно, переводя дыхание. Полежав некоторое время и отсчитав минуты, чтобы не уснуть и не свариться заживо, он продолжил путь, опираясь на трезубец, и наконец выплыл к темнеющей воронке. Положив тело брата на край жерла, он в последний раз провел по нему рукой. Толкнув, попятился назад и оперся спинным плавником о коралл в ожидании извержения.

Земля задрожала еще сильнее, и из воронки поднялся вихрь, разбрызгивая обжигающие капли и унося то, что еще недавно было Герасом. После вулкана от морского народа не оставалось ничего, кроме пены, в пузырьках которой, по легенде, могла сохраниться жемчужина для перерождения. Эту сказку знали все жители Умбры. С младенчества маленьким тритонам и русалочкам рассказывали, что если после смерти в пене осталась жемчужина-душа, то она может переродиться.

Но от Гераса не осталось ничего. Потирая обожженное плечо с покрасневшими чешуйками, Хаос сжал трезубец и поплыл в Сомбру. Дорога обратно показалась ему долгой, будто до своей каюты он добирался не несколько часов, а несколько дней. Своим трезубцем он воспользовался лишь над пропастью, чтобы отогнать назойливого серпенса, соблазнившегося ароматом паленой чешуи.

Умбра

Эрида сидела среди мягких губок за продолговатым столом, высеченным из кости Нафаивеля, и внимательно просматривала отчеты глав южных и северных вод. Аргалид, как всегда, писал на серебристой чешуе тарпона[15], Эреб сумел добыть особые чернила, позволяющие написанному не расплываться.

Стопки с отчетами росли по мере прочтения. Несмотря на усталость и зуд в хвосте, Эрида не отходила ко сну, пока не завершала все дела.

«Если бы тетушка была здесь, то непременно разворчалась о том, что я себя не берегу». Королева устало закатила глаза. Проведя рукой перед собой, русалка сжала пальцы в кулак и услышала отчетливый щелчок: коралловая задвижка на дверях опустилась, оконные проемы, сквозь которые в зал пробивался свет, закрыло плотным занавесом из растений, перламутровые раковины-ставни со скрежетом защелкнулись, и зал превратился в неприступную крепость. На губках вспыхнули зеленоватые песчинки-светлячки.

Эрида коснулась опоясывающих бедра шнурков, и те змейками скользнули между пальцев. Потянув за кончик хвоста, королева обнажила зудящие ноги-ласты в чернильно-черной чешуе. Этот хитрый наряд, полноценный русалочий облик, тетушка подарила ей после возвращения племянницы из недр Сомбры.

Ангела долго выхаживала русалочку, но вернуть былую красоту не смогла: слишком долго неокрепшее дитя болталось в проклятых водах. Эрида не боялась окружающих, однако от собственного уродства даже ей временами становилось не по себе. Но мутация не помешала Эриде стать королевой. С годами она смирилась со своими недостатками, научившись использовать новые возможности тела. Если придворные начинали шептаться о внешности Ее Величества, то им напоминали о дальних предках королевской семьи, в чьих жилах якобы поровну текла кровь морского народа и древних чудовищ.

О мире людей Эрида многое узнала именно от Ангелы и даже выходила вместе с теткой на сушу. В полумраке тогда еще не коронованную темноволосую красавицу с длинными косами, облаченную в людскую одежду, можно было принять за обычную девушку. Пока Нокте не решилась отдать себя человеку, единственное, чем дорожили сестры, – это унаследованные от матери роскошные волосы. Эрида согласилась остричь свои и отдать тетушке для ритуала, лишь бы малышка Нокте вернулась в лоно семьи. Но единожды отданный магии дар не вернуть. Однако и здесь Эрида сумела превратить уродство в достоинство: приподняв липнувшие к лицу кудри и выпрямив их с помощью гребня и особых масел, она уложила их в подобие короны, позже украсив голову артефактом. Некоторые придворные даже шутливо именовали Эриду морским ежом, но быстро умолкли: никому не хотелось впасть в немилость у королевы.

Развалившись на мягких губках, русалка отложила отчет Аргалида и развернула присланный Эребом. Между бровей пролегла морщинка, губы расплылись в хищной улыбке, и Эрида с восторгом прижала отчет к груди, будто голову любовника.

– Убили, сожрали… Какое мне дело до этого ничтожества?! Выпотрошили… будто рыбу, – вслух повторила русалка, перечитывая строки. – Жемчужины нет – еще бы, откуда ей там взяться? Магии с песчинку, посредственность, а не страж.

Она вспомнила молодость. Совсем юная, неопытная и влюбленная дуреха, которую с легкостью сумел охмурить известный среди тритонов ловелас (все, что у него было от благородного происхождения, – имя).

– И то кануло в водах Сомбры. Даже если он что-то разболтал, ему никто не поверит. Я об этом позабочусь. – Эрида подбросила скомканный шарик отчета, тот замер в воде и медленно спланировал под стол.

Прикрыв глаза, русалка стала вспоминать: «За неподчинение приказам Форкия выслали стражником в Сомбру, откуда он тайком пробрался в Умбру ко мне, влюбленной устрице, умоляя, чтобы я поговорила с отцом, облегчила страдания несчастного, но стоило только узнать о его порочных связях с человеческими женщинами, о том, что он осквернил свое тело и спириту связью с двуногими… Предательства юная русалочья душа не выдержала. Чувства душили меня, не давали жить, дышать, и Ангела поведала, как избавиться от страданий. Для этого необходимо было спуститься в пучину Сомбры, так глубоко, как только возможно, и провести там ночь. – Эрида словно вновь оказалась в холодных, удушливо ядовитых и обжигающих водах пучины, окутавшей ее тело. – Как тетушка говорила, так и произошло. Мои чувства к Форкию остыли и растворились, перестав причинять боль. Я больше никому не позволила занять место в своем сердце, согреть тело и душу. Подчинила душевные страдания и чувства разуму».

После смерти отца коронованная Эрида распорядилась выдать остальных сестер замуж, и те покинули Умбру, обосновавшись на юге, вдали от дворцовых интриг (они бы и не посмели претендовать на трон: выбор артефактов непреклонен).

Глава 4

Йоханес