«Эти существа оказались куда хуже, чем я мог предположить. Даже воды Сомбры, порождающие мутантов, не сравнятся с человеком, создавшим чудовище. Стихия не могла породить такое… Это противоречит ее природе».
Хаос вытащил из ушей кусочки от морской губки и тряхнул головой.
– Ты о чем-то спрашивал?
Эфир криво улыбнулся и посмотрел в сторону, где за отвесной скалой находился проход в грот под замком.
– Поплыли, если наелся. Сегодня составлю тебе компанию, последим за Сиреной вместе.
Хаос оторвал от края чаши свежую губку и, разделив ее надвое, вручил Эфиру.
– Теперь мы друг друга не услышим, – проговорил он как можно яснее, чтобы брат смог прочесть по губам.
Выбравшись из чаши, они нырнули в море и двинулись к гроту, откуда доносилось еле слышное пение. Морские губки искажали его, и тритоны свободно заплыли внутрь, укрывшись за камнями.
Сирена лежала в лодке, перекинув одно щупальце через бортик, а вторым легонько раскачивала ее, словно колыбель. Эфир давно наблюдал за этим созданием. Он увидел ее задолго до возвращения Хаоса и сразу понял – чудовище не принадлежит к их миру. Бледный цвет чешуи, раздвоившийся хвост и прозрачные плавники. От нее даже пахло иначе: не человеком, не русалкой или морской тварью. Получеловек, полурусалка, с дивным, но чужим голосом, принадлежащим Нокте. Его Эфир не мог спутать ни с каким другим.
Хаос не сумел ответить на все его вопросы – брат и сам знал не слишком много. Однако убивать неизвестное создание Эфир не торопился; он терпеливо выжидал. Каждый день они следили за Сиреной. Та редко покидала убежище, при приближении серпенсов или аквапилов и вовсе забиралась в лодку, но никто из чудовищ не проникал в грот (их истинная хозяйка покинула Утес, и они утратили интерес к берегу замка).
На деревянном мостике всегда стояли бочки и корзины с рыбацким уловом – Сирена не голодала. В самые темные ночи она отправлялась к границе Сомбры и подолгу плавала в отравленных водах, с наслаждением пила их, от чего ее чешуя сверкала здоровым блеском. Что для мутантов казалось отвратительным, для Сирены было приятно и необходимо.
«Она не может жить в иной части моря. Королева Сорфмарана или же этот сумасшедший целитель вырастили ее в отравленных водах, только они безопасны для Сирены», – понял Эфир из рассказанного Хаосом.
На верхних ступенях блеснул свет фонаря. Мортус сжимал кольцо, неторопливо спускаясь по ступеням, пока не оказался на мостике. При виде целителя Сирена мгновенно замолкла и выбралась из лодки. Раскидав пустые корзины, она подползла к Мортусу.
Переглянувшись, тритоны вытащили из ушей губки и прислушались. С потолка в воду падали капли, скрипела старая лодка – все эти звуки эхом разносились по гроту.
– Еще немного, и ты сможешь петь, когда захочешь, а сейчас потерпи и сохраняй молчание. Не зря я даровал тебе голос твоей матери, – сурово проговорил Мортус, опустившись на колени перед Сиреной.
Та протянула к нему склизкие руки, обвила шею, прижалась щекой к груди и защелкала клыками:
– Прости, отец. Я стараюсь не привлекать к себе внимание, но временами не могу удержаться.
Мортус поставил фонарь рядом и потрепал дочь по голове, вытянул из ее волос краба и поднес ко рту Сирены. Та хрустнула едой и широко улыбнулась, ее оскал заставил Эфира содрогнуться. Ему все время казалось, что он видит перед собой искусственно созданную, отвратительную в своей незавершенности копию Нокте.
«Само существование Сирены противоестественно».
В свете фонаря ее кожа стала болезненно-желтого цвета, растрескавшиеся губы посинели, а зрачки заполнили радужку. Сирена стала походить на уставшую костлявую старуху. Лишь пение заставляло окружающих забывать о ее уродливых шрамах и неполноценной мутации.
ebooksa