– А кто хотел снасильничать-то? Ты их узнала?
– А я почем знаю. Разве в темноте разглядишь бесстыдников. Вчера вечером вышла я до ветру, в исподнем. Один платок на плечи накинула, добежала до коровника, а там двое. Черные, как смерть! На головах мешки. Выскочили из-за плетня, схватили меня и потащили в дом. Я уж думала – все, убивать будут. Силушки меня покинули, и кричать не могу, висю у них на руках, а они, значит, занесли меня в сени, положили на лавку и подол задрали. Ну, думаю, – всхлипнула Марьяна и утерла глаза концом платка, – лишать будут, значит, охальники меня моей девичьей чести и, могет, убьют. Делать нечего, Турган, я женщина слабая, покорилась скорбной своей судьбе. Лежу, жду насилия. А они достали плеть, да как начали меня хлестать! Хлещут и приговаривают: почем, баба, злые слухи распускаешь и народ смущаешь? Кто, мол, тебя надоумил ведьм искать по поселку? Говори, иначе запорем… А кому расскажешь о порке, еще раз выпорем и в дегте вымажем. Вот к тебе, староста, пришла, защиту искать.
– Так они снасильничали али нет? – уточнил Турган.
– В том-то и дело, что если бы снасильничали, не так обидно было бы, – вырвалось у Марьяны, и она, поняв, что оплошала, прикусила язычок.
Турган побагровел и поднялся из-за стола. Вид имел весьма грозный. Марьяна оробела, а староста рыкнул густым басом:
– Ты, сплетница, весь поселок взбаламутила. Мужики тебя проучили, а ты жаловаться пришла. Услышу еще раз, что ты слухи гнилые распускаешь, несешь невесть что у колодца, сам выпорю у позорного столбища. Убирайся и не испытывай мое терпение!
Марьяна взвизгнула и в страхе шарахнулась на выход. По дороге задела Василину, заносящую в дом охапку дров, и та выронила поленья ей на ноги.
– Тьфу на тебя, оглашенная! – выругалась Василина и толкнула испуганную Марьяну на улицу. Та с визгом выскочила, оставив настежь распахнутую дверь. Василина в сердцах громко хлопнула ею и прикрыла. Кряхтя и ворча, подобрала разбросанные поленья и зашла в комнату. Она нагнулась, и выкладывая поленья у печи, спросила:
– Что с этой оглашенной случилось? И чего эта снулая рыба приходила?
– Жаловаться приходила, – недовольно ответил Турган. – Высекли ее вчера.
– Высекли? Кто?
– Да я почем знаю! Видать, мужики вступились за Лушу. А все ваши бабьи языки! Вот что теперь будет? – староста в сердцах бросил ложку в тарелку с кашей и сложил руки на столе. Крепко сцепил натруженные, в мозолях от крестьянской работы пальцы и задумался.
– А что будет? – переспросила Василина. – Пойдет трепаться у колодца, порасскажет, что было и чего не было…
– Ей обещали, что ежели болтать об этом будет, снова высекут и в дегте вымажут.
– В дегте?! – взмахнула руками жена старосты. Так это какой позор. Так блудниц, уводящих мужей из семьи, наказывают!
– Ты вот что, Василина, – сурово произнес Турган. – Не болтай много с бабами о Луше, а то, не ровён час, и тебя поймают и высекут. Вот тогда позора не оберемся. Ты мне вот что скажи. За что Лушу травить начали? Она лечила всех, никому не отказывала, денег за лечение не брала. Кто начал ее хулить? И почему все бабы вдруг на нее ополчились? Кому в голову пришла дурная мысль – детишек менять?
Василина распахнула зипун. На лбу у нее выступила испарина. Она села на скамью и неспешно развязала пуховой платок.
– Даже не знаю, Турган. Как-то само так вышло. Судачили бабы о том о сем и вдруг за коротышку заговорили.
– А кто заговорил?
– Да уже и не упомню. Помню только, Христоня сказывала, что подружака Луши, Актинья ей по секрету говорила, что у коротышки вот такой вот вырос уд, с локоть. А Висма, вдова, сказала, что хотела бы его попробовать, но стерва Луша захватила парня себе и… наколдовала ему красоту. А нам якобы, бабам, красоту навести не хочет, чтоб, стало быть, вдовы без мужиков остались…
ebooksa