— Пойдем! — сказал он и начал спускаться по откосу насыпи к лесу.
Пришлось последовать за ним. Снег оказался глубоким и сразу набился мне в ботинки, хотя старик прокладывал тропинку, проминая ее валенками. Мы подошли к елке, небольшой, метра два, и Михайлов протянул мне топорик.
— Руби! — сказал он. — А я буду светить и держать.
Я примерился было, замахнулся, но старик буркнул:
— Ниже! У самой земли.
Наклонившись, я принялся разгребать снег у подножия елки, покуда не наткнулся на твердую землю. Елочка была тонкая, а топор — острый, так что тюкнуть пришлось всего несколько раз. Освободившись от корня, она словно воспарила над землею — так крепко ее держал полковник. Я распрямился. Посмотрел на Михайлова. Тот осторожно воткнул елку в снег и полез в карман дубленки. За своим ТТ, что ли?.. Как-то уж больно пошло получается… Это ж не бандитский сериал из XXI века…
— Куришь? — спросил он, доставая мятую пачку.
— Нет, — буркнул я. — Бросил.
— Я тоже бросаю…
— Давно?
— Давно! — отмахнулся старик, сунув папиросину в рот и щелкнув зажигалкой. — С сорок первого, после того, как освободился…
— А вы разве того… Сидели?
— Да, попал в тридцать девятом под чистку сотрудников районного управления НКВД…
— Сочувствую.
— Ладно, — буркнул он. — Давай к делу… Здесь нас точно никто не услышит.
— Неужто и вас слушают?..
— Меня — тем более… — отозвался полковник. — И, надеюсь, ты выслушаешь тоже.
— Уже, — кивнул я, чувствуя, как замерзают ноги.
Снег, набившийся в ботинки, растаял и носки промокли. Не хватало еще перед праздниками простудиться.
— Курбатов мне доложил о вашей с ним беседе, — продолжал Михайлов. — В рамках своих полномочий он сказал, что мог, но я скажу больше, ибо хочу, чтобы ты стал моим человеком в этом деле.