Внезапно я ощутила, как вокруг что-то изменилось. Мы все вели себя очень тихо в тот день, но тут совсем другое молчание, словно тяжелое одеяло, накрыло всю поляну. Я подняла глаза и увидела перед собой длинный ряд полицейских черных сапог с белыми защитными костюмами над ними. Мгновение я не могла понять, почему все выстроились передо мной, перегораживая обзор. И только поднявшись на ноги, увидела причину. Один наш сотрудник сделал самую тяжелую ошибку: представил лицо своей дочери на месте личика покойной и не смог справиться с увиденной картиной. Единственное, что мои коллеги-мужчины могли сделать, чтобы ему помочь, это закрыть его от трупа ребенка, давая время прийти в себя.
Я, мамаша всей нашей команды, не могла оставить дело так. Поэтому, не сказав ни слова, стянула перчатки, спустила до пояса защитный костюм, прошла через кордон, обняла беднягу и держала в объятиях, пока он заходился рыданиями. Думаю, в тот момент все присутствовавшие мужчины поняли, что им не обязательно всегда оставаться сильными. Иногда, особенно если дело касается смерти невинных, кто-то должен пролить по ним слезы, и этим кем-то вполне можем быть мы. То, что твоя броня проницаема, не значит, что ты слабый. Просто ты человек.
В конце нашей последней, и очень долгой, командировки в 2000-м, полицейские отправили нам команду психологов. К тому моменту мы пробыли в Косово восемь полных недель. Живя бок о бок с коллегами такое долгое время, ты узнаешь их очень хорошо, а команда становится твоей второй семьей. Сплотившиеся в единый организм с общей целью и задачей, мы поддерживали друг друга в пору нужды, и вмешательство посторонних, хоть и с добрыми намерениями, встретили в штыки.
Психологи собрали нас всех в какой-то унылой комнате и усадили в круг. Они попросили, чтобы мы прикололи карточки с именами, чтобы «не испытывать неловкости». Мы все прекрасно знали, как кого зовут, так что это делалось только для их удобства, что всем было ясно. Они не представляли, кто мы такие, и не понимали, через что нам пришлось пройти. Мы жили вместе, ругались между собой и плакали друг у друга на плече; вместе выпивали и работали до изнеможения. Однако мы постарались выполнить то, чего от нас ожидали – ну, по крайней мере, большинство из нас, – и покорно расселись кружком, с карточками на груди.
Психологи начали спрашивать, что мы чувствуем. А что, черт побери, мы могли чувствовать? Мы страшно устали и хотели скорее домой. Мы два месяца копались в останках мужчин, женщин и детей и не собирались церемониться с чужаками, пытавшимися пролезть нам в головы и оживить старые кошмары.
Наш техник морга, Стив, уроженец Глазго, оказался в центре особого внимания. У всех на карточках были фамилии, а у него надпись «Гад», что вызвало у нас приглушенные смешки. Стив, понимаете ли, любил над кем-нибудь подшутить, и большинство из нас побывало жертвами его розыгрышей. Один из них заключался в том, что он где-то раздобыл ярко-розовый будильник в виде мечети, который, вместо того чтобы пикать, начинал завывать голосом муэдзина, собирающего мусульман на молитву, и подбросил его под кровать одного из полицейских, выставив время на четыре утра. Услышав у себя под кроватью клич муэдзина, Мик так и взвился из-под одеяла и, споткнувшись о сапоги, растянулся на полу, поклявшись отомстить. Похоже, час мести настал – именно Мик подписывал карточки с именами. Так что «Гад», как вы догадались, не было фамилией. Буря хохота, поднимавшаяся всякий раз, когда бедняга психолог спрашивал, «и что же, мистер Гад, как вы от этого себя чувствуете», могла, таким образом, считаться достойным и заслуженным отмщением. Нет нужды говорить, что психологи выбились из сил, урезонивая этих съехавших с катушек судмедэкспертов.
Подобные моменты немного скрашивали наши мрачные будни, и именно они запомнились мне больше всего. Моменты, когда мы говорили на языке товарищества, который никто, кроме нас, не понимал. Да, это было тяжелое, но в то же время бесценное время, и опыт, который я не променяю ни на какой другой. Там я поняла, насколько сильна по-настоящему, и теперь, когда мне приходится полагаться на саму себя, знаю, как далеко могу зайти. Я завела там друзей, с которыми поддерживаю отношения вот уже двадцать лет. И сколько бы времени не прошло, неписаное правило нашей команды остается в силе: если коллега по Косово просит о помощи, ты откликаешься.
События, подобные войне на Балканах, меняют всю вашу жизнь, если внезапно вторгаются в нее. Вы можете начать больше ценить то, что имеете, можете уйти в политику, можете с головой погрузиться в новую культуру – в любом случае, одно можно сказать точно: вы никогда не будете тем же человеком, каким были раньше. Да, я многое хотела бы изменить в том периоде своей жизни, но все равно бы ни на что его не променяла. Я очень много узнала о жизни, смерти, своей профессии и о самой себе. И усвоила один жизненно важный урок, который ни за что не забуду: «Никогда, НИКОГДА не перерезать синий проводок».
Глава 11
Когда случилась катастрофа
«Покажите мне, как народ обращается со своими покойниками, и я с математической точностью смогу определить степень его благородства, уважения к законам природы и верности высшим идеалам».
26 декабря 2004 года люди по всему миру в ужасе наблюдали за цунами, опустошившим прибрежные регионы Таиланда, Индонезии, Шри-Ланки и Индии. И если раньше нам редко выпадал повод использовать это слово, цунами (или «волна в бухте»), то с тех пор оно упоминалось в каждом разговоре еще много месяцев, пока на побережье Индийского океана ликвидировали последствия одной из самых разрушительных природных катастроф в истории человечества.
Ни одна страна в мире не застрахована от массовой гибели людей в результате катастрофы, причиной которой может быть, помимо стихии, еще и случайность, – чья-то ошибка, происшествие на производстве – или намеренный террористический акт. Из соображений гуманности и законности трупы необходимо опознавать, для чего существует давно отработанный процесс идентификации жертв катастроф – ИЖК. Чтобы ИЖК прошла успешно, требуется хорошая подготовка, действующая коммуникационная сеть, междисциплинарное сотрудничество, кризисное управление, быстрое внедрение разработанных планов и оперативное реагирование со стороны специально обученного персонала. Тот неоспоримый факт, что с массовой гибелью людей нельзя разобраться быстро, легко и экономно, следует принять любому правительству, на территории которого она произошла. История показывает, что если мы не уделяем покойным должного уважения, рано или поздно нас призовут к ответу – а это порой ведет к падению действующей власти. В общем, дело серьезное.
В результате массовой гибели людей зачастую возникают ситуации, когда, с учетом количества раненых и погибших, местные власти не могут справиться сами. Критерии тут гибкие – речь не о подсчете жертв, а о том, что у некоторых регионов ресурсов больше, чем у других, и они могут действовать самостоятельно, одновременно удовлетворяя и текущие потребности населения. В Великобритании подобные события тоже случались, и хотя количество жертв – к счастью – позволяло нам справляться самим, бывало, что одновременно лишались жизни более ста человек. В числе подобных происшествий можно упомянуть взрыв на шахте в Гресфорде, на северо-востоке Уэльса, при котором погибло 266 мужчин и мальчиков; возгорание топлива на борту авианосца
С учетом многонациональности нашего современного мира, не бывает так, чтобы массовая гибель людей в какой-нибудь стране не затронула граждан других. Достаточно вспомнить страшный пожар в Гренфелле в 2017-м. Вот почему мы должны мыслить глобально и развивать международное партнерство. Страна, где произошла катастрофа, обычно берет на себя руководящую роль, а те, кто прибывает на помощь, должны тщательно соблюдать принятые там юридические и культурные нормы. Судмедэксперты, как правило, готовы немедленно засучить рукава и взяться за работу – на которую мало кто в здравом уме согласился бы, – но сколь бы ни было сильно их желание скорей отыскать и вернуть семьям тела соотечественников, погибших на чужой территории, существуют дипломатические, правительственные и юридические формальности, которыми приходится заниматься в первую очередь. Как я обнаружила, работая в Косово, не везде руководство работает так быстро, как нам мы хотелось, и это порой очень сильно раздражает.
Самое разрушительное цунами в истории было спровоцировано подводным землетрясением у берегов Суматры – вторым по силе за всю историю наблюдений. Гигантские океанские волны, возникшие в результате толчков, принесли смерть и разрушения в четырнадцать стран на побережье Индийского океана. Сказать, что они не были к ним подготовлены, значит не сказать ничего. Поскольку природные катастрофы подобного рода происходят в Индийском океане крайне редко, там нет системы раннего предупреждения, как в Тихом, где вероятность извержений вулканов и возникновения цунами считается более высокой. Погибло более 250 000 человек, еще 40 000 пропало без вести, и миллионы остались без крова. Более половины жертв приходилось на Индонезию, а большинство европейцев погибло в Таиланде, где как раз был в разгаре новогодний курортный сезон.
Когда мы с Томом впервые увидели в новостях сообщение о цунами, на следующий день после Рождества, он сразу же сказал: «Пакуй чемоданы – сама знаешь, скоро придется ехать». Оказалось, не скоро. По всей Великобритании судмедэксперты ждали звонка с вызовом, готовые применить свои навыки и опыт в зоне бедствия и согласные хоть сейчас же прыгнуть в самолет. Однако правительство хранило молчание. Разве что в прессе появилось краткое сообщение о том, лондонская полиция выслала в Таиланд нескольких специалистов по снятию отпечатков пальцев.
Тот пресс-релиз переполнил чашу моего терпения. Я, «вспыльчивая шотландская дама средних лет с рыжими волосами», села и написала письмо Тони Блэру, напоминая ему о том, что судмедэксперты и полиция неоднократно давали властям понять, насколько важно создать собственное подразделение ИЖК, идентификации жертв катастроф, и не потому, что оно «может» понадобиться, а потому что понадобится непременно! Было жизненно необходимо, чтобы Британия могла реагировать в самый момент, когда происходит бедствие. А теперь правительство отправляет в регион какую-то жалкую кучку полицейских, когда на самом деле там требуется полноценное представительство, как четыре года назад в Косово. По моему скромному мнению, нам следовало постыдиться перед другими странами!
Я сообщила мистеру Блэру, что считаю создание национальной службы вопросом такой срочности, что, если в ближайшее время власти никак не отреагируют, напишу то же самое главам двух других ведущих политических партий. Молчание продолжалось. Я сдержала слово и отправила копии письма Майклу Говарду и Пэдди Эшдауну, на тот момент возглавлявшим консерваторов и либеральных демократов соответственно. Естественно, содержание письма просочилось в прессу, и начался настоящий ад – как раз в тот момент, когда мне предстояло уехать из страны. Устав дожидаться звонка из правительства, я приняла предложение Кенион Интернешнл, частной компании по опознанию жертв, и летела в Таиланд. Пришлось бедняге Тому разбираться с прессой и телеканалами.
Новый год я встретила где-то над Швейцарией. Практически все пассажиры летели в Бангкок по причинам, связанным с катастрофой, многие – чтобы разыскивать пропавших членов семьи, и атмосфера на борту была печальной. Перед наступлением 2005-го пилот, отлично понимавший, почему на рейс не осталось ни одного билета, обратился по громкой связи к пассажирам и сказал, что в обычных обстоятельствах произнес бы тост с поздравлениями, но в этот Новый год просто хочет нас попросить поднять бокалы в молчании, в честь всех погибших, всех, кто потерял своих родных, и тех, кто ехал на помощь. Для всех нас это был очень эмоциональный момент.