Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Сразу после катастрофы все действия сосредотачиваются сначала на выживших, потом на опознании тел, потом на предупреждении дальнейших жертв. Однако в долгосрочной перспективе ее последствия сохраняются, пока живы пострадавшие или пока общество помнит о ней. Спустя пятьдесят лет после Аберфана, многие из тех, кто потерял там близких, до сих пор хранят горькие воспоминания. В те времена стоические принципы представителей рабочего класса призывали «просто жить дальше». Теперь, в эпоху, признающую ценность консультирования и психотерапии, мы понимаем, что подобное подавление травмирующих переживаний может негативно сказаться на здоровье и благополучии человека. Те, кто занимается ИЖК, обязательно помнят, что их задача – ни в коем случае не причинять лишней боли выжившим и родственникам погибших.

Этот императив утвердился после катастрофы с прогулочным судном Маркиза, затонувшим в 1989 году на Темзе, по инициативе судьи Кеннета Кларка, возглавлявшего расследование обстоятельств происшествия и процедуры опознания тел. Его отчет, опубликованный в 2001-м, содержал тридцать шесть рекомендаций и предложений по усовершенствованию данного процесса и привел к пересмотру устаревшей судебно-медицинской процедуры. Главное новшество состояло в учреждении должности руководителя процесса опознания, на которого ложилась вся ответственность за идентификацию жертв.

Жертвами той трагедии стали гости, собравшиеся на свадьбу на речной трамвайчик Маркиза, катавший их по Темзе. Маркиза столкнулась с драгой Боубелл и от удара ушла под воду. У тех, кто находился внутри, практически не было шансов спастись.

Два дня ушло на извлечение тел из воды и из корабля. Сначала их перевозили в полицейский участок, где двадцать пять выдали семьям после опознания родственниками и друзьями. Коронер распорядился, чтобы семьям не показывали тела, дольше остальных пролежавшие в воде, из-за сильного разложения. Их следовало опознать по отпечаткам пальцев (идентификация по ДНК тогда, к сожалению, еще находилась в зародыше), стоматологическим картам, одежде, украшениям и физическим характеристикам. Все они подверглись вскрытию. Сейчас мы не стали бы этого делать, поскольку, как и в случае с жертвами из Аберфана, причина смерти была ясна.

Чтобы облегчить идентификацию по отпечаткам пальцев, коронер Вестминстера дал разрешение в случае необходимости отрезать жертвам руки. Это решение судья Кларк сурово раскритиковал, но оно, к сожалению, было краеугольным камнем процедуры идентификации. Разрешение на него давал коронер по той причине, что по действовавшему законодательству только он имел право распоряжаться трупом. Руки отняли у двадцати пяти из пятидесяти одного погибшего. Только когда тела окончательно опознали, что заняло почти три недели, останки выдали родным. Многие выражали свое возмущение тем, что им не дают увидеть тела близких. Это не только добавило им переживаний, но и поставило под вопрос точность опознания, а также лишило доверия к властям. Семьи активно настаивали на публичном расследовании, и в 2000 году – через одиннадцать лет после катастрофы, – добились своего.

Многие из важных рекомендаций, вытекавших из того расследования, были связаны с отрезанием рук и с нежеланием властей позволить родным самим решать, хотят ли они видеть останки. В трех случаях руки семьям так и не вернули. Одну пару нашли в заморозке морга в 1993-м, спустя четыре года после катастрофы, и кремировали, не уведомляя и не запрашивая разрешения у родственников. Поскольку семьи не видели тел, многие из них не знали о проведенном вскрытии. Позднее эта новость стала для них настоящим шоком.

Лорд-судья Кларк в своем послании говорил, что семьи должны получать самую точную и достоверную информацию, причем регулярно и в кратчайшие сроки. Чарльз Хэддон-Кейв, представлявший комитет активистов Маркизы, сказал: «Большая часть процесса, по понятным причинам, проходит за закрытыми дверями. Вот почему на тех, кому доверено осуществлять эту работу, и на власти, которые за ней наблюдают, ложится особая ответственность – следить за тем, чтобы с телами обращались с максимальным уважением. На это имеют право рассчитывать их родственники и друзья, и этого требует все наше общество».

Наш тренинг по ИЖК предоставил нам возможность обсудить с офицерами полиции, чему нас учит прошлое, какие хорошие (и не очень) приемы следует применять в каких обстоятельствах, и что в современных условиях можно улучшить. Если Альберфан был образцом отличной работы, то катастрофа с Маркизой, в особенности отрезание жертвам рук, явно призывала к пересмотру многих процедур и усвоению уроков прошлого. Из всех заявлений судьи Кларка самым принципиальным для дальнейшего развития ИЖК стало следующее: «Надо добиться того, чтобы методы, используемые для опознания жертв, не причиняли дальнейшего ущерба и не влекли новых увечий, а части тела не отрезались в целях идентификации за исключением случаев, когда этого никак нельзя избежать».

Судмедэксперты всегда стараются действовать из лучших побуждений и порой желают оградить родных от страшного зрелища трупа. Если тело начало разлагаться, обгорело или разлетелось на куски в результате взрыва, в прошлом мы настаивали, чтобы родственники не смотрели на него. Однако сейчас мы не имеем права принимать за них решения, не говоря уже о том, чтобы что-то запрещать. Тело нам не принадлежит. В любом случае, мы не знаем, как семья или друзья отреагируют при виде мертвой оболочки того, кого они любили, вне зависимости от ее состояния. Поэтому если мать хочет увидеть своего мертвого ребенка и взять его за руку, если муж хочет поцеловать на прощание жену или брат хочет провести несколько минут в тишине наедине с братом, мы можем только подготовить их к тому, что они увидят, и быть неподалеку, чтобы помочь.

Катастрофа в Аберфане была так называемого закрытого типа, когда имена погибших были известны, и опознать удалось всех. С Маркизой обстояло по-другому: ее классифицировали как «открытый» инцидент, при котором требуется более сложный процесс ИЖК, а им, соответственно, сложнее управлять. В таких ситуациях нельзя знать заранее, кто там погиб и сколько точно людей могло погибнуть или пострадать – выжившие порой тоже оказываются в таком тяжелом состоянии, что им тоже требуется опознание. Списка пассажиров на Маркизе не было, и количество пострадавших изначально оставалось неясным.

Когда «открытый» инцидент является результатом теракта, приоритеты могут смещаться. Сама процедура ИЖК остается такой же, но процесс извлечения тел и сбора улик проводится по-другому. При терактах в лондонском транспорте в июле 2005 года смертники взорвали три бомбы в поездах подземки в разных частях города и четвертую в двухэтажном автобусе. Погибло пятьдесят шесть человек, включая четырех террористов, 784 получили ранения. Конечно, опознание жертв проводилось в срочном порядке, но приоритетом было все-таки спасение выживших и выявление преступников.

В процессе реагирования на первый в Великобритании так называемый исламистский теракт власти использовали стандартный протокол массовой гибели людей в результате действий террористов. Здесь очень важно установить, погибли преступники или нет, и проследить всю их сеть, чтобы предупредить другие теракты, возможно, связанные с первым, то есть принять все меры по предотвращению новых жертв. Лондонские взрывы оказались скоординированной атакой, но произошли почти одновременно, так что ни одного предупредить не удалось.

В 2005-м в Великобритании практически не существовало централизованной службы ИЖК, а к 2009-му мы в этой сфере опередили весь мир. Я никогда не думала, что мой чересчур эмоциональный выпад в сторону правительства после цунами в Индийском океане будет иметь такие последствия, или что он сыграет решающую роль в создании нашего ИЖК-подразделения. Я очень горжусь потрясающей работой, которую оно делает, и тем, каких высоких придерживается стандартов.

Я никогда не устану повторять то, в чем убеждена до глубины души: никогда нельзя забывать, что с катастрофой вопрос заключается не в «если», а в «когда». Жизненно необходимо, чтобы, когда нагрянет следующая, мы были готовы отреагировать максимально эффективным образом. В нашем мире с учащающимися актами бессмысленной жестокости, напоминает руководитель британского подразделения ИЖК Грэхем Уокер, террористам нужна удача всего на один раз, чтобы исполнить задуманное, в то время как силы сопротивления не могут полагаться на удачу – они должны побеждать раз за разом, чтобы обеспечивать нам безопасность. Как бы они к этому не стремились, это нереалистично, поэтому нам следует тренироваться и готовиться к любым неожиданностям, продолжая при этом молиться, чтобы тренировки никогда не пригодились. Однако если катастрофа случается, наша реакция должна демонстрировать, что гуманизм превыше любой жестокости, на которую способны природа и человеческий род.

Глава 12

Судьба, страх и фобии

«Люди боятся смерти, как дети боятся темноты»

Фрэнсис Бэкон, философ и ученый(1561–1626)

Мое увлечение идентификацией человеческих останков разделяет со мной лучший друг и наставник Луиза Шейер, благодаря которой я получила свою первую настоящую работу в госпитале Сент-Томас в Лондоне. Когда я дописывала диссертацию, Луиза позвонила мне сказать, что в Сент-Томасе появилась вакансия преподавателя анатомии, и, по ее мнению, я могла на нее претендовать.

Думаю, я удивилась больше всех, когда получила эту работу. Председатель комиссии, знаменитый профессор неврологии, непременно хотел кого-нибудь со степенью по биохимии, и очень пренебрежительно отзывался о «всяких недоученных антропологах». Дело решил последний вопрос, заданный профессором Майклом Деем, руководителем отдела. Он спросил, смогу ли я сегодня во второй половине дня прийти в анатомический театр и провести занятия по анатомии плечевого сплетения. Я сказала, что безусловно смогу – и работа досталась мне. Я сама с тех пор неоднократно использовала этот прием на собеседованиях, но, наученная собственным опытом, шла немного дальше. Я задавала кандидатам тот же вопрос, а когда они отвечали, что, конечно же, готовы провести занятие по плечевому сплетению, просила его нарисовать. Плечевое сплетение – если кому интересно, – это сеть нервов, расположенная между шеей и подмышкой, которая напоминает тарелку спагетти. Коварно, да ведь? Я рада, что Майкл не предложил этого мне, ведь тогда меня бы точно не взяли. Теперь-то я могу его нарисовать, но тогда ни за что не смогла бы.

Человек, который счел меня недостаточно квалифицированной, в результате оказался моим начальником, когда кафедры в Гае и Сент-Томасе объединились несколько лет спустя. Мне нравилось преподавать анатомию под его началом, но он, кажется, ко мне так и не потеплел, потому что благодаря меня за проделанную работу перед моим уходом в 1992 году, назвал почему-то Сарой. Определенно я не произвела на него особого впечатления. Однако в Сент-Томасе я познакомилась с целой группой очаровательных коллег, с которыми дружу по сей день. И, что еще более важно, это стало началом долгого и продуктивного сотрудничества с дамой, которая забыла об анатомии больше, чем я когда-нибудь буду знать, и которая была моим другом, моим источником вдохновения и моим учителем более тридцати лет.