Последнее объятие Мамы

В области искусственного интеллекта это преимущество тоже признается, отсюда попытки наделить роботов «эмоциями». Отчасти это делается, чтобы облегчить взаимодействие с человеком, но кроме того – чтобы обеспечить поведению робота логическую структуру. Эмоции хороши тем, что направляют внимание, способствуют запоминанию происходящего и подготавливают нас к взаимодействию с внешней средой. Такой способ структурирования поведения гораздо лучше, чем прописывание для машины подробной инструкции на каждую предполагаемую ситуацию. Программируя «эмоциональных» роботов, ученые дают крайне любопытные определения, например: «Роботу радостно, если все идет так, как положено. Особенно его радует активное использование своих двигателей или процесс пополнения энергии»[254]. Судя по неуклонному развитию эмоциональных вычислений, как называют эту область, наделение субъекта внутренними состояниями, ориентированными на действие, – это лучший способ организации поведения. Для нас его уже разработала эволюция. На этой основе мы и функционируем, равно как и большинство животных. Мы насквозь, до мозга костей эмоциональны[255].

Для меня вопрос всегда заключался не в том, обладают ли животные эмоциями, а почему наука так долго отказывалась эти эмоции замечать. Ведь изначально все обстояло иначе – достаточно вспомнить новаторский труд Дарвина, – но впоследствии отношение изменилось. Почему мы так старательно отрицали или высмеивали явление столь очевидное? Причина, разумеется, в том, что мы ассоциируем эмоции с чувствами, а это, как известно, тема скользкая и щекотливая даже у нашего вида. Чувства возникают, когда эмоции всплывают на поверхность, и мы их осознаем. Осознав свои эмоции, мы получаем возможность выразить их словами и оповестить о них окружающих: они видят их проявление в мимике, но о чувствах узнают только с наших слов. Мы говорим, что рады, и нам верят – если, конечно, не поймут по другим признакам, что это вовсе не так. Супружеская пара может благополучно изображать на публике счастливую семью, а через месяц развестись. Для самых близких это, возможно, не окажется неожиданностью. А если окажется, близкие будут недоумевать, как же так, почему они не замечали, что к тому идет. Мы хорошо умеем отделять декларируемые чувства от наблюдаемых эмоций и обычно доверяем последним больше, чем первым.

Мысль о том, что животные могут испытывать точно такие же эмоции, какие испытываем мы, многим ученым-ретроградам кажется неудобоваримой – во-первых, потому что животные о своих чувствах никогда не рассказывают, а во-вторых, потому что чувства предполагают уровень сознания, который эти ученые у животных признавать отказываются. Но, учитывая, насколько поведение животных похоже на наше, принимая во внимание общность физиологических реакций, мимики, устройства мозга, не будет ли странным как раз обратное – радикальное отличие их внутренних переживаний? Владение речью в данном случае никакого отношения к делу не имеет, и размеры коры нашего мозга тоже не дают основания предполагать различия. Нейробиология давно отвергла гипотезу, что чувства зарождаются именно там. Они коренятся гораздо глубже, в тех участках мозга, которые теснее связаны с остальным организмом. Может даже оказаться, что чувства – это не просто какой-то причудливый побочный продукт, а неотъемлемая часть эмоций. Не исключено, что они составляют одно целое. В конце концов, организму нужно как-то выяснять, каким эмоциям повиноваться, а какие подавить или игнорировать. Если наилучший способ регулировать эмоции – это осознать их, значит, они и вправду неотделимы от чувств, и не только у нас, но и у всех живых организмов.

Однако признаю, в данный момент все это пока остается на уровне рассуждений. Чувства, конечно, меньше поддаются научному исследованию, чем эмоции. Когда-нибудь мы, возможно, сумеем измерить внутренние переживания других видов, но пока придется довольствоваться тем, что на виду. В этой области намечается явный прогресс, и, по моим прогнозам, изучение эмоций скоро будет новым передним краем науки о поведении животных. И пока мы то и дело открываем у них самые разные когнитивные способности, самое время задаться вопросом – что такое познание без эмоций? Эмоции наполняют все смыслом и служат главными вдохновителями познания, да и жизни как таковой. Хватит ходить вокруг них с опаской, пора открыто признать, в какой степени они определяют поведение всех животных.

Благодарности

Как приматолог я изучаю главным образом социальное взаимодействие, а к нему всегда прилагались и эмоции. Это неотъемлемая часть политики, разрешения конфликтов, дружеских привязанностей, сотрудничества и чувства справедливости у приматов. Начав с наблюдений за спонтанным социальным поведением, я постепенно пришел к исследованию умственных способностей, таких как распознавание лиц и эмпатия, умение проникнуться чужой проблемой. В конце концов, настал момент заняться эмоциями вплотную. Так появилась эта книга. «Последнее объятие Мамы» я считаю продолжением предыдущей своей работы – «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?» (Are We Smart Enough to Know How Smart Animals Are?), целиком посвященной их интеллекту. Хотя в этих двух книгах эмоции и познание рассматриваются отдельно, в жизни они неразрывно связаны.

В Утрехтском университете мне повезло учиться у специалиста по мимике приматов – Яна ван Хоффа. Так как мимика – это отражение души, обсуждать ее без упоминания эмоций невозможно в принципе. Изучение человеческих эмоций тоже начиналось с мимики. Поэтому я привык обращаться к теме эмоций у животных еще в те времена, когда большинство ученых старались обходить ее молчанием.

Я выражаю благодарность всем тем людям, которые сопровождали меня на этом долгом пути – от коллег и сотрудников до студентов и аспирантов. Вот лишь несколько имен только за последние годы – Сара Броснан, Сара Калькутт, Мэтью Кэмпбелл, Девин Картер, Занна Клей, Тим Эппли, Кейти Холл, Виктория Хорнер, Лиза Парр, Джошуа Плотник, Стефани Престон, Дарби Проктор, Тереза Ромеро, Малини Сучак, Джулия Вацек и Кристина Уэбб. Я признателен зоопарку Бюргерса, Национальному центру изучения приматов им. Р. Йеркса и заповеднику «Лола-йа-бонобо» близ Киншасы за возможность проводить исследования, а также Университету Эмори и Утрехтскому университету – за академическую среду и предоставление материально-технической базы для моих изысканий.

Я с любовью вспоминаю всех обезьян, которые стали частью моей жизни и немало ее обогатили. Прежде всего, конечно, Маму, ныне покойную королеву колонии и главную героиню этой книги, оставившую неизгладимый след в моем сердце.

Я чрезвычайно обязан своему агенту Мишель Тесслер и редактору издательства W. W. Norton & Co Джону Глусману, которых хочу поблагодарить за увлеченность и дотошность при работе с рукописью.

Огромное спасибо моей жене Катрин, которая поддерживает меня, балует и помогает наводить стилистический глянец на мои тексты. Прекраснее нашей любви и дружбы для меня нет ничего на свете. А еще я извлекаю из них ценнейшие уроки, касающиеся человеческих эмоций.

Об авторе

Франс де Вааль – голландско-американский этолог и приматолог. Получив докторскую степень в Утрехтском университете в 1977 г., он шесть лет изучал колонию шимпанзе в зоопарке Бюргерса в Арнеме, а затем переехал в Соединенные Штаты. В своей первой научно-популярной книге «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов» (Chimpanzee Politics, 1982) де Вааль сравнивал интриги в борьбе за власть у шимпанзе с человеческой политикой. С тех пор он проводит параллели между поведением приматов и человека. Благодаря своим книгам, переведенным более чем на двадцать языков, он стал одним из самых известных биологов в мире.

Открыв процесс примирения у приматов, де Вааль положил начало исследованиям разрешения конфликтов у животных. В 1989 г. он удостоился премии Los Angeles Times за книгу «Миротворчество у приматов» (Peacemaking Among Primates). Его научные статьи публикуются в ведущих журналах – от Science, Nature и Scientific American до специализированных изданий, посвященных поведению и познанию. В последнее время его основные научные интересы лежат в области происхождения эмпатии, сотрудничества у животных и эволюции нравственности у человека.

Де Вааль – обладатель профессорской стипендии Чарльза Говарда Кандлера, профессор психологического факультета Университета Эмори, руководитель центра «Живые звенья» в Национальном центре изучения приматов им. Р. Йеркса в Атланте и почетный профессор Утрехтского университета. Член Национальной академии наук США и Нидерландской королевской академии наук и искусств. В 2007 г. журнал Time включил его в список ста наиболее влиятельных людей мира.

Проживает со своей женой Катрин в Смоук-Райз, штат Джорджия, США.

Библиография

Adang, O. 1999. De Machtigste Chimpansee van Nederland. Amsterdam: Nieuwezijds.

Alexander, R. D. 1986. Ostracism and indirect reciprocity: The reproductive significance of humor. Ethology and Sociobiology 7:253–70.

Alvard, M. 2004. The Ultimatum Game, fairness, and cooperation among big game hunters. In Foundations of Human Sociality: Ethnography and Experiments from Fifteen Small-Scale Societies, ed. J. Henrich et al., 413–35. London: Oxford University Press.