Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна

Даосский философ тогда не просто сдавался такому функционированию мироздания, касающемуся смерти отдельного человека; ему доставляло удовольствие рассуждение по его поводу и отождествление себя с широким вселенским процессом. Прохождение бесчисленных преобразований, как сказано в «Чжуан-цзы», представляет собой «бесконечную радость бытия». Один из персонажей в том же трактате говорит:

«Положим, моя левая рука станет петухом – тогда я буду оповещать о ночных часах. Положим, моя правая рука превратится в самострел – тогда я буду добывать ею дичь на жаркое. Положим, мои ягодицы станут колесами экипажа, мой дух – лошадью. Тогда я обзаведусь собственным экипажем для выезда!

А кроме того, мы получаем жизнь, когда приходит время, и лишаемся ее, когда срок истекает. Так покорись времени, не противься уходу, и тогда ни радости, ни печали не заденут тебя. Вот что древние называли «освобождением от пут». А того, кто сам себя не может освободить, вещи свяжут еще крепче».

Даосизм, как это прекрасно показал Анри Масперо, представляет собой своеобразную мистическую философию. В ее основе лежит мистика природы. Среди европейских городов даосизм может показаться полным вздором. Но с выходом на природу деревья, птицы, дальние планы пейзажа, спокойствие летнего ландшафта или дикая ярость бури, весь теоретический даосизм покажется человеку обладающим гораздо большей уместностью, чем западные воззрения, отличающиеся самой затейливой логикой.

Христианский или магометанский мистик ищет общения и единения с Богом. Даос стремится к единению с Природой, под которой он понимает великое Дао.

Мы уже знаем, что до Конфуция словом Дао китайцы обычно обозначали некий путь или порядок действий. Конфуций использовал его для обозначения философской категории, выражающей правильную манеру поведения в нравственной, общественной и политической сфере. Дао Конфуцию представлялось понятием, однако, совсем не метафизическим. Поздние даосы именно таким его стали воспринимать. Они использовали понятие Дао для обозначения буквально всех вещей точно в том же смысле, что некоторые западные философы подразумевают под словом «абсолют». Дао превратили в основной материал, из которого созданы все вещи. Он представлялся простой, бесформенной, бесстрастной, безвольной, всем довольной субстанцией. Она существовала еще до появления Небес и Земли. В ходе сотворения вещей и атрибутов далекий китайский предок утрачивает свое изначальное состояние души, то есть теряет прежние свои добродетели и душевный покой. В «Лао-цзы» сказано:

Дао пусто,но в применении неисчерпаемо.О глубочайшее!Оно кажется праотцем всех вещей.Если притупить его проницательность,освободить его от хаотичности,умерить его блеск, уподобить его пылинке,то оно будет казаться ясно существующим.Я не знаю, чье оно порождение,[я лишь знаю, что] оно предшествует небесному владыке.

Следует напомнить, что трактат «Лао-цзы» к тому же известен под названием «Дао Дэ Цзин». Мы уяснили значение Дао, а что же подразумевается здесь под словом Дэ? Когда им обозначалась «добродетель» в конфуцианском смысле этого слова, даосы его отвергали. Но поскольку они сами используют этот термин, теперь он означает естественные, инстинктивные, примитивные качества или достоинства, причем в противоположность понятиям, предписанным социальной санкцией и образованием.

Понятие того, что примитивное состояние тоже несет добро, выглядит привлекательно для людей из разных стран и многих поколений. Мы естественно вспоминаем о Руссо, но даже в сочинении Платона под названием Закон говорится о примитивных мужчинах словами, удивительно схожими с теми, что использовали даосы, утверждавшие, будто среди них не существовало ни богатых, ни бедных. Причем «жизнь общины, избавленной от богатства и бедности, всегда будет строиться на самых благородных принципах. В ней не остается места никакому высокомерию или несправедливости, или опять же каким-либо раздорам или зависти. И поэтому они обладали добротой, а также отличались такой чертой, что зовется простодушием; а когда им говорили о добре и зле, они в их простоте душевной верили тому, что слышали, как в истину в последней инстанции, которой подчинялись в своих поступках».

Идеал даосы видели в простоте; ведь они ставили перед собой целью возвращение к Дао. А как к нему приблизиться? В «Лао-цзы» говорится:

Сохраняя свое сознание в неподвижности и безмолвии,я достигаю пустоты, пределов этого мира.Там вся тьма вещей соединяется вместе,и, созерцая, я могу видеть их возвращение.Все бесчисленные существа, рожденные в мире,все они возвращаются назад, к своему началу.Возвращение к началу именуется обретением покоя и безмолвия.Это и называют исполнить свою судьбу.Исполнить свою судьбу – значит познать извечное.Познать извечное – значит стать сиянием, светом.Не думая об извечном, ты слепо идешь навстречусобственному несчастью.Познав извечное вместилище всего, поймешь,что оно и есть всеобщая казна,что эта казна и есть верховный правитель,что этот правитель и есть Небо, что Небо и есть Дао,что Дао и есть неизбывное, вечное.Оно утратило свое тело,и потому его жизненные силы неисчерпаемы.

Основной принцип даосизма заключается в том, что человек должен пребывать в гармонии с фундаментальными законами мироздания, а не противиться им. Все искусственные атрибуты и все попытки усобицы считаются порочными. Осуждение всех честолюбивых порывов совсем не означает, что требуется отказаться от любой деятельности как неправильной, ошибкой считается всяческое напряжение по достижению недостижимого. В «Чжуан-цзы» находим такое вот утверждение: «Кто понимает условия жизни, не ищет от нее того, что жизнь дать не может. Кто понимает условия судьбы, не ищет того, что нельзя постичь с помощью знания».

Таким манером приходит важность перспективы, равновесия, разумного понимания того, что целесообразно и приемлемо. В этой связи важно признать существование соотношения всех вещей. «Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное – это прекрасное, – говорится в «Лао-цзы», – тогда и возникнет понятие безобразного». Притом что целый мир относительно вселенной выглядит крошечным, тем не менее автор раздела в «Чжуан-цзы» утверждает: в нем свое значение принадлежит даже кончику волоса. Там же находим следующее высказывание: «Позвольте теперь спросить: если человек переночует на сырой земле, у него заболит поясница и отнимется полтела. А вот случится ли такое с лосем? Если человек поселится на дереве, он будет дрожать от страха, а вот так ли будет чувствовать себя обезьяна? Кто же из этих троих знает, где лучше жить? Люди едят мясо домашних животных, олени едят траву, сороконожки лакомятся червячками, а совы охотятся за мышами. Кому из этих четверых ведом истинный вкус пищи? <…> Мао-цзян и Сиши слыли первыми красавицами среди людей, но рыбы, завидев их, тотчас уплыли бы в глубину, а птицы, завидев их, взметнулись бы в небеса. И если бы их увидели олени, они бы с испугу убежали в лес. Кто же среди них знает, что такое истинная красота?»

Тот же самый релятивизм применяется к нравственным проблемам. По этому поводу в «Чжуан-цзы» сказано: «Отвечу: «истинное» есть также «неистинное», «правильное» – это также «неправильное». Если истина и на самом деле является истиной, то она отличается от неистинного, и тут не о чем спорить. Если правильное и в самом деле является правильным, то оно отличается от неправильного, и тут тоже не о чем спорить. Забудем о наших летах, забудем о наших обязанностях, достигнем беспредельного и будем пребывать в нем без конца».

Такой релятивизм применяется к самому нашему существованию, поэтому читаем дальше: «И однажды к нам придет радостное пробуждение, когда нам предстоит осознать, что сама жизнь есть суть тот же сладкий сон».

Раз уж ничего определенного в нашем мире не существует, вызывают один только смех все намерения на успех, к достижению которого все стремятся с рвением фанатиков. На самом деле, если слишком стараться, ничего путного из всех прилагаемых усилий не выйдет: «Тот, кто лишь пытается начать, никогда не начнет. Тот, кто слишком торопится, ничего не достигнет». В «Лао-цзы» сказано:

Наполняет собою весь мир,не убавляясь и не прибавляясь,и не похоже, что когда-нибудь наступит ему конец.Действует подобно молоту кузнеца,оттачивая суть вещей,и потому в мире нет ничего постоянного.Ты можешь наполнить весь дом золотом и драгоценностями,но не сможешь их уберечь.Стремясь к богатству, чинам и почестям,ты сам навлекаешь на себя беду.Истинное достижение – это освободитьсяот того, что обычно свойственно человеку.Именно таков Путь Неба.

В качестве иллюстрации тезиса о том, что тот, кто слишком старается, ничего путного не добьется, в «Чжуан-цзы» сказано следующее: лучник, стреляющий ради приза в виде всего лишь простого керамического блюда, постарается продемонстрировать свое высочайшее мастерство. Предложите ему медную пряжку, если он поразит цель, и он будет целиться тщательнее, а выстрелит не так метко. Предложите ему приз из золота, и он напряжется, причем полностью утратит свои навыки в меткой стрельбе.

Следовательно, тщетно мечтать о приобретении посторонних вещей, просто надо пытаться обрести знания о себе и удовлетворение собой. По этому поводу в «Лао-цзы» можно прочесть такие слова:

Тот, кто знает людей, мудр,тот, кто знает себя, ясен духом.Тот, кто побеждает людей, силен,тот, кто побеждает себя, крепок.

И дальше:

Воистину,чем сильнее любишь, тем больше тратишь,чем сильнее прячешь, тем больше теряешь.Знающий меру не узнает позора,умеющий вовремя остановиться не попадет в беду,но сможет благодаря этому достичьпостоянного, вечного.

И наконец:

Ничто не наносит такого вреда,как неумение довольствоваться тем, что имеешь.Ничто так не губит, как стремление умножать.Воистину,довольствуясь тем, что имеешь,достигнешь основы, которая неисчерпаема!

Что же после всего сказанного следует делать? Ничего не делать, говорит нам великий даос. «Функционирование Небес и Земли происходило самым восхитительным порядком, – говорится в «Чжуан-цзы», – притом что ни слова от них не услышишь. Все четыре сезона года строго соблюдают законы природы, и никто их не обсуждает. Вся природа отрегулирована точными принципами, и их никто никогда не пытается объяснять. Мудрец проникает в тайну порядка Небес и Земли, а также постигает принципы существования природы. Таким образом, совершенный человек ничего не делает, а великий мудрец ничего не затевает; то есть они просто наблюдают мироздание».

Знаменитое утверждение даосов заключается в созерцательной пассивности или в «недеянии» – у вэй. Но неужели оно означает просто неделание ничего вообще? Разумеется, нет. Смысл, скорее всего, состоит в том, чтобы не делать ничего, что не относится к сфере естественного или самопроизвольного. Важное дело состоит в том, чтобы никак не напрягаться. Мы уже упоминали положение лучника, стреляющего мимо цели, когда пытается получить золотой приз, зато он чувствует себя расслабленно и проявляет свою сноровку, когда от поражения им цели ничто важного не зависит. В «Чжуан-цзы» к тому же находим знаменитый сюжет, когда мясник лянского царя учит своего господина искусству разделки туши вола. Он признается в том, что с самого начала ему это дело давалось с трудом, но через 10 лет практических занятий он сечет тушу механически; «все мои чувства успокоились, а моя душа поступает, как ей виднее».