В чем же состояло его влияние на философскую мысль Китая в период правления династии Хань? Многие нынешние ученые считают, что он заметно повлиял на реакцию, направленную против традиционного конфуцианства во II веке н. э. Но такой вывод выглядит сомнительным. Сам факт того, что многие мысли Ван Чуна кажутся нам вполне разумными, указывает на большую вероятность того, что они выглядели абсурдными, если вообще понятными, в представлении многих его современников. Мы не располагаем никакими доказательствами того, что при жизни Ван Чуна о существовании его трактата «Лунь-хэн» вообще знали в академических кругах. Эту книгу обнаружил в родном уезде Ван Чуна на юго-восточном побережье Китая спустя приблизительно 100 лет после ее написания один ученый, который ее не стал издавать, а решил держать в тайне. Он ее использовал ради приукрашивания своей речи, притворяясь при этом, будто позаимствованные из нее идеи принадлежат исключительно ему. Опять же в III веке эту книгу, как говорят, обнаружил в его родном уезде один чиновник, который использовал ее для тех же самых целей, но по большому счету сделал ее достоянием общественности. Получается так, что в старину с литературным произведением Ван Чуна мало кто познакомился.
Великое новое влияние на китайскую философскую мысль, зародившееся во времена династии Хань, было обусловлено распространением буддизма. И оно ориентировалось в направлении, практически диаметрально противоположном воззрениям Ван Чуна.
Глава 10
Буддизм и неоконфуцианство
До начала христианской эры китайская цивилизация представляла собой, вероятно, наиболее обособленное из всех существовавших когда-либо культурных образований на нашей планете. Нельзя сказать, что из-за окружавших Китай штормовых морей, высоких гор и бесплодных земель, населенных неприветливыми народами, определенные культурные влияния не просачивались снаружи. Культурный обмен все-таки шел, и он выглядел заметным. Насколько заметным – это покажут предстоящие нам исследования.
Тем не менее в целом можно сказать, что китайская философская мысль приблизительно до начала христианского летоисчисления снабжена особой китайской печатью. Студент факультета западной философии, изучающий индийские философские принципы, находит много для себя нового, но совсем не все представляется ему совершенно незнакомым. К тем же метафизическим изыскам он уже приучен, разве что их формы отличаются некоторой сложностью. Однако у западного философа, взявшегося за изучение старинной китайской философской традиции, может появиться соблазн отрицания китайской философии как таковой. Понятно, что нам приходится признать самость философии, носители которой обычно не удаляются от почвы человеческой повседневной жизни и человеческих проблем.
Мы подступили к моменту в истории Китая, когда все в Поднебесной должно кардинально поменяться. Поближе к началу христианской эры в Китае распространился проникший из Индии буддизм. Дело касается явления более важного, чем просто приобщение к новой религии. Для части китайцев это означало приобщение к незнакомому образу жизни. Для всех китайцев, как воспринявших буддизм, так и отвергавших его, эта вера означала, что впредь мироздание будет выглядеть совсем иначе, а постижение вселенной потребует совсем иных подходов, чем требовались для этого прежде. Весь китайский образ мышления в некоторой степени изменялся настолько постепенно и настолько всеобъемлюще, что очень немногие люди осознавали, что же все-таки происходило. На протяжении примерно тысячи лет китайский рассудок находился по большому счету во власти буддизма.
Притом что буддистское представление о мире отличается от китайского его видения, оно к тому же отличается от европейского подхода. Для его понимания нам предстоит накоротке вспомнить, откуда оно появилось, и проследить судьбу людей, его сотворивших.
Древнейшие сведения об индийской истории можно почерпнуть из мантр, составляющих сборник древнейших писаний под названием Веды. Их якобы написали представители народа, отнесенного к группе индоарийских племен и родственного иранцам. Их язык, названный «ведическим санскритом», принадлежал индоевропейской языковой семье, то есть считается родственным всем основным языкам Европы. Этот народ якобы переселился в Индию с северо-запада предположительно около 2000 года до н. э. Европейские ученые считают, что это были люди высокого роста со светлым цветом кожи; по мере заселения территории Индии в южном направлении они смешивались с малорослыми, смуглыми дравидскими народностями субконтинента. Быт древнейших людей, о котором можно узнать из Вед, отличался тем, что человеческая жизнь представлялась душевной и радостной, она не вызывала усталости, так как тяготы жизни свалились на приверженцев индуизма немного позже. Все-таки даже в той далекой старине можно встретить атрибуты человеческого бытия, сохранившиеся до наших дней. Индийцы придают громадное значение своей религии. И даже в древнейшем варианте Вед не дается ответа на вопрос о том, что существовало в начале начал.
По мере развития индуизма у него все яснее просматривалось несколько особенностей. Возможно, фундаментальная идея индуизма заключается в понятии перевоплощения (реинкарнации). В Индии существовало (и существует до сих пор) широкое поверье, будто нынешняя жизнь человека дарована ему в череде перевоплощений, начавшихся в далеком прошлом. Раньше человек мог воплощаться и может воплотиться в будущем в животном, даже в образе бога или как минимум в виде богоподобного существа.
Поскольку человеку было обещано рождение заново в том или ином облике и любом месте, приобретение им конкретного облика в обусловленном месте определялось конкретной причиной. И она существует; причем вполне справедливо и логично индуисты утверждают, что эта причина формируется по суммарному итогу дел, совершенных человеком в его предыдущих воплощениях. Так как слову «свершение» на санскрите соответствует термин
Методов спасения в индуизме можно отыскать множество, но цель, по крайней мере для тех, кто обладает повышенными умственными способностями, предусмотрена только одна. Хочется предположить, что она служит задачей для человека перевоплотиться в представителя высшей касты или даже бога. Но это не так. Эту цель буддисты называют «нирваной», и она истолковывается по-разному, но целью все равно ставится достижение состояния, при котором
Почему так? Потому что даже самая благополучная жизнь наполнена большой долей страданий и, более того, потому что в непрерывной череде перевоплощений индивид остается в состоянии непрестанного изменения, ничего не дающего для удовлетворения тяги к постоянству, без которого индийцу, по крайней мере, все остальное в тягость. Означает ли это прекращение перевоплощений? Обычно все понимается иначе. Иногда дается объяснение в форме отождествления с верховным духом вселенной и в качестве условия постоянного блаженства. В любом случае, однако, все должно настолько отличаться от всего, что мы знаем, что происходит фактическое исчезновение всего того, чем мы представляемся теперь, даже если можно говорить о нашем пребывании в новом состоянии.
Как вообще индийцы могут желать такого? При первом приближении подобное желание представляется непостижимым, мрачным, даже патологическим. Почему бы людям не хотеть начать жизнь снова? Нам следует помнить, однако, что индийцы верят в существование альтернативы бесконечной череде перерождений, жизней и смертей. Один индийский философ предложил относительно жизнеутверждающее воззрение, заключающееся в том, что все глупцы и мудрецы одинаково должны обрести освобождение от мук после блуждания по земле на протяжении восьми миллионов четырехсот тысяч рождений. Такая перспектива выглядит несколько озадачивающей. Сколько человек среди нас готово пережить заново болезненные годы корректировки, перенесенной нами в юности в нашей единственной жизни? Умножьте все на бесконечность, и станет легче понять индийскую точку зрения.
Многое, хотя и не все, в индуистской философской мысли служит утверждением того, что единственная истинная действительность воплощается в высшем существе, с которым фактически отождествляется душа индивида, если только ему удается осознать данный факт. Отсюда следует вывод о том, что мир, каким мы его себе представляем, следует считать просто призраком (иллюзией). Вне зависимости от смирения с такими представлениями или их отрицания, сторонники индуизма в целом склоняются к тому, чтобы считать жизнь в нашем мире таким же не важным явлением, как пребывание, как один ученый выразился, в «игре теней даже без какого-либо замысла».
В качестве средства спасения важная роль со времени появления Вед предназначалась пожертвованиям и обрядам. В тех древних мантрах к тому же упоминалось самоограничение и укрощение плоти; с тех пор им всегда придавалось большое значение. Дело касается не просто кары за прошлые прегрешения; самоограничением предусматривается конструктивная ценность как таковая. Считается, что аскет приобретает силу за счет самоограничения, и его даже приписывают конкретным божествам, сотворившим наш мир посредством аскетизма. Высочайшим путем спасения, однако, называется путь познания истины. Но это познание не имеет ничего общего со знаниями, которым обучают в подавляющем большинстве университетов, а предполагается приобретение знаний высшего порядка. Оно приходит не просто в ходе приобретения знаний в классе, а исключительно посредством медитации (богопознания). Через медитацию индивид якобы приходит к осознанию себя, именно себя существом, тождественным верховной яви мироздания. Именно это представление сформулировано в знаменитом утверждении Упанишад: «Ты еси то».
Описание индуизма в целом дается с чрезвычайно большим трудом, потому что к принципиальным его особенностям относится разнообразие различий и терпимость к ним. Если наш набросок кое-каких его атрибутов выглядит одновременно абсурдным и наивным, то погрешность заключается в самом нашем описании индуизма. Индуистская метафизика представляется настолько сложным предметом, что кое у кого она вызывает просто смятение; складывается такое впечатление, будто она охватывает все возможные философские воззрения от пантеизма до абсолютного атеизма и материализма. Никакой индийский агностик не согласится с простым утверждением о том, что мы не располагаем конкретными знаниями. Один из них отказался говорить по поводу вопроса о том, вызывают ли последствия добрые и неблаговидные поступки. Ведь все обстоит так, что либо они по отдельности вызывают некие последствия, либо не вызывают; либо оба такого рода поступка
Как раз на фоне индуизма нам следует попытаться понять восхождение буддизма. Все в целом уже согласились с тем, что человек, известный под именем Будда, на самом деле жил в свое время, хотя следует упомянуть многочисленные расхождения во мнениях о некоторых фактах его жизни даже среди ученых. По традиции южного буддизма его рождение относится на 623 год до н. э., но большинство ученых готово признать фактом то, что он жил с приблизительно 560 по около 480 года до н. э. Если это так, тогда он был современником Конфуция возрастом немного постарше; и крайне маловероятно, чтобы они слышали что-то друг о друге. Ученые не могут прийти к общему мнению даже по поводу того, что считать главными основами его учения. Нам остается разве что прокладывать себе путь среди той части традиций, которые большинство ученых признают действительными. Для нашей нынешней задачи важным представляется сама природа признанной традиции.
Будда носил имя клана Гаутамы, которым его часто величают. Он приходился сыном правителю небольшого царства в Северной Индии. Он женился и завел сына; но в возрасте 26 лет, если верить традиционному варианту его биографии, Будда простился со своей мещанской жизнью и уехал из дома, чтобы предаться религиозному служению. Ничего необычного в таком поступке в Индии в то время не просматривалось; многие представители высшего сословия уходили из дома набожными странниками. Он прибивался по очереди к двум духовным наставникам, обучавшим его правилам медитации и самоограничения, но он не поверил в предложенные ими обоими пути спасения, ведущие, по его мнению, в никуда. Он продолжил странствия в поисках истинного пути. Грядущий Будда усердно постился до тех пор, пока едва не протянул ноги, но все напрасно. Наконец-то, сидя под знаменитым «древом озарения», он преодолел несколько стадий медитации, и в завершение смог сказать: «Цикл перевоплощений прекратился… С этим миром меня ничего не связывает». Он стал «Буддой», то есть, можно сказать, «Просветленным». По-видимому, он вошел в состояние нирваны еще при этой жизни, и в любом случае ему не дано было перевоплотиться снова.
Сначала он потерял надежду на то, что ему удастся передать остальным людям открытую им истину. Со временем, однако, к нему пришло убеждение в том, что его долг состоит в попытке просвещения людей, и он успешно занимался этим делом.