Не следует слишком удивляться тому, что во время этой ссылки в одиночестве Ван Янмина посетило озарение. Позже в беседе с учениками он рассказал о своем интеллектуальном развитии такими вот словами:
«Отовсюду только и слышно, что в освоении вещей нужно использовать метод Чжу Си. А как это можно сделать на самом деле? Я попытался следовать такому совету. И заранее обсудил его со своим приятелем Цянем. Я его спросил: «Если кому-то потребуется разобраться буквально во всем, что составляет наш мир, дабы стать мудрецом или достойным человеком, кому в наше время может принадлежать такая великая сила?»
Я указал на бамбук перед павильоном и попросил его как следует этот бамбук изучить. День и ночь Цянь придирчиво изучал принцип существования бамбука. За три дня он исчерпал силы своего разума, перенапряг рассудок и слег, сраженный недугом. Сначала я сказал, что такое случилось потому, что ему не хватило сил разума. Я сам взялся за эту сложную задачу, занимался изучением бамбука с утра до ночи, но так и не смог выяснить принцип его существования. Через неделю я тоже слег из-за перенапряжения рассудка. Таким образом, мы одновременно вздохнули и признались: «Причина того, что нам не дано стать совершенномудрыми или достойными мужами, состоит в отсутствии у нас великой силы, необходимой для освоения вещей».
Позже, однако, когда я жил среди диких племен на протяжении трех лет, до меня дошло, что людей, способных познать все вещи окружающего нас мира, не существует. Задача «познания вещей» ограничивается познанием всего лишь собственного тела и разума».
В биографии Ван Янмина озарение, испытанное им во время «жизни среди диких племен», описывается следующим образом: «Всех его последователей свалил недуг. Ван Янмин для них рубил дрова, носил воду и варил кашу. Чтобы как-то поднять им настроение, он пел для них песни… Он задался вопросом, какой метод избрал бы мудрец, окажись он в таком изгнании и столкнись с подобными трудностями? Внезапно среди ночи он понял истинное значение выражения «овладевайте вещами настолько, чтобы знание о них могло расшириться до бесконечности». Откровение пришло в таком виде, как будто кто-то заговорил с ним; вне себя от радости он вскрикнул и выскочил из постели. Все его последователи испугались такого поведения своего наставника [но Ван сказал]: «Теперь я впервые понимаю учение совершенномудрых. Мое естество само по себе достаточно. Поиск принципов (ли) в делах и вещах оказался большой ошибкой». Он поразмышлял над словами всех пяти классиков, чтобы проверить правильность этого своего умозаключения, и обнаружил, что они полностью согласуются с ним».
Здесь Ван Янмин на самом деле отражает суть учения Лу Сяншаня, утверждавшего, что не следует осваивать вещи только по их
Приблизительно через четыре года к Ван Янмину вернулась официальная милость, и он начал последовательно подниматься к вершинам власти. Он служил в военном ведомстве, и одним из его достижений числится подавление мятежа. В 50 лет его назначили председателем военного совета с присвоением дворянского титула, равного европейскому графу. Позже он получил назначение наместником императора в Южном Китае. Все это время его окружали многочисленные питомцы, и он широко прославился как наставник молодежи. Когда в 1529 году Ван Янмин скончался в возрасте 57 лет, его имя оклеветали недруги, а на учение император наложил запрет как на еретическое и опасное. Однако 55 лет спустя его табличку поместили на стену почета конфуцианского храма.
Философия Ван Янмина внешне имеет немного фундаментальных отличий от учений его предшественников в том же самом течении неоконфуцианства, но его живейший ум, обаятельная индивидуальность и плодовитое перо внесли громадный вклад в дело организации данной школы и пропаганды ее достижений. Вероятно, наиболее наглядной его доктриной (по крайней мере, предложенной до него Лу Сяншанем) можно назвать теорию единства знания и практики. Он сказал: «Любой человек, действительно располагающий знаниями, использует их на практике. Знать что-то и этого не делать на самом деле означает ничего не знать. Совершенномудрые одновременно давали людям знания и учили ими пользоваться именно потому, что хотели вернуть им их истинное естество. Они говорили, что одних только размышлений для жизни не достаточно. Авторы трактата «Великое учение» («Да сюэ») обозначили истинные отношения между знаниями и поступками, когда в своем труде написали: «Как в случае любви к красоте» и «Как в случае неприязни к вони». Любование красотой считается вопросом знания; любовь к красоте называется поступком. Причем в момент, когда человек видит красоту, он уже ее любит.
В каком-то смысле ощущение отвратительного запаха формируется приобретенными знаниями; отвращение к нему считается поступком. Причем вонь не нравится человеку с момента, когда он начинает ее ощущать… Человек с заложенным носом может увидеть смердящий объект, не испытывая к нему отвращения, но в этом случае он не знает, что от этого объекта дурно пахнет. Никому не дано по-настоящему ощутить сыновнюю почтительность и братское уважение, если на самом деле не знать их. Просто вести беседу об этих добродетелях совсем не означает их понимать».
Влияние дзен-буддизма на течение неоконфуцианства Ван Янмина бесспорно, и он терпимо относился одновременно к буддизму и даосизму. Тем не менее он назначил им обоим место пониже, чем удостоилось конфуцианство, и объявил о том, что вместо попытки решения мировых проблем буддисты просто бегут от них прочь. Остальные китайские ученые в критике буддизма пошли гораздо дальше. Пришло время для радикального мятежа среди самых активных мыслителей Китая не только против буддизма и даосизма, но также и против самого неоконфуцианства.
Глава 11
Реакция на неоконфуцианство
Буддизм продолжает играть важную роль в жизни Китая, особенно среди простого народа. В качестве интеллектуальной силы ему принадлежит свой вклад в дело революции, в результате которой китайцы свергли маньчжурскую династию. Вопреки всем этим фактам не приходится сомневаться в том, что последние столетия буддизм ослабил свое влияние по сравнению с тем, чем было раньше, в интеллектуальных кругах Китая.
На протяжении последних четырех сотен лет появилось две новые силы, сыгравшие главные роли в развитии китайской философской мысли. Представители одной из них устроили мятеж против неоконфуцианства. Вторая представляет собой воздействие Запада на Китай. Последняя, в самом начале казавшаяся незначительной, набирала влияния до тех пор, пока теперь не появились люди, предсказывающие, будто в будущем западные представления практически полностью вытеснят традиционные для Китая философские догмы. Мятеж против неоконфуцианства, однако, выглядит как движение в совершенно противоположном направлении. Он послужил реакцией на влияние буддизма, которому участники мятежа вознамерились противостоять через возврат к тому, что считается истинными учениями Конфуция и Мэн-цзы.
Мы наблюдали, как во времена династии Хань, особенно при императоре У-ди, предпринималась попытка извращения традиционного конфуцианства ради использования его в качестве идейной силы политической и социальной реформы, а также превращения его в служанку самодержавного произвола. Подобные попытки продолжились практически при всех последующих династиях, хотя окончательного успеха на этом пути никому из китайских монархов не досталось. Жертвоприношения Конфуцию полагаются в соответствии с императорским указом 59 года христианской эры. Обратите внимание на то, что именно при монгольской и маньчжурской династиях китайские правители особенно постарались в изобретении утонченных и подобострастных обрядов принесения пожертвований нашему китайскому мудрецу. Тем самым эти захватчики рассчитывали привлечь на свою сторону хотя бы ученое сословие своих покоренных подданных.
Неистребимый народный дух древнего конфуцианства все равно продолжал оборачиваться непримиримым призраком, карающим бичом для августейших приверженцев извращенного учения. Такая живучесть конфуцианства настолько беспокоила китайское правящее сословие, что второй маньчжурский император счел необходимым формирование совета редакторов, которым поручалось подготовить адаптированное издание трех произведений конфуцианской классики. Составители данного заказанного императором издания осудили как ложные высказывания с утверждением того, что деспотичный правитель не заслуживает лояльности подданных.
Отдельные ученые мятежного духа время от времени подвергали критике систему, посредством которой кандидатов на государственную службу проверяли на их знание конкретных, официально утвержденных произведений «конфуцианской классики» и оценивали таких кандидатов по шкале соответствия степени согласования ответов с философией, одобренной государством. Такого рода критика естественно усиливалась в периоды, когда у большой массы ученых возникали острые разногласия с китайским правительством. Такие разногласия достигли своего предела ближе к завершению правления династии Мин. Мы уже отмечали, что в этот период Ван Янмин пал от рук одного из влиятельных евнухов, которому принадлежала фактическая власть при продажном разложившемся дворе. Слабость и разобщенность государства при правителях династии Мин открыли путь к вторжению маньчжуров, в 1644 году основавших в Китае свою собственную династию.
Маньчжурам с великим трудом удавалось поддержание покоя на территории Китая, но они его обеспечивали несколькими способами. Мерами военного и полицейского порядка они подавляли любые поползновения народа к мятежу. С помощью разветвленной и тщательно продуманной инквизиции, обрушенной на литераторов, они стремились, отметим, с переменным успехом, уничтожать всю литературу, которую они считали опасной или неугодной. Подчинив себе конфуцианскую ортодоксию, субсидируя науку и выставляя себя (как кто-то сказал) «большими китайцами, чем были сами китайцы», маньчжуры старались завоевать преданность китайских ученых, выступавших в качестве самой сплоченной и влиятельной части населения империи. В случае с некоторыми самыми умными и самостоятельно мыслящими учеными такая попытка потерпела провал. Когда маньчжуры взяли под свой контроль всю страну, часть китайских ученых ушла в горы, и до конца своей жизни эти ученые отказывались от государственной службы под властью захватчиков.
Таким образом, в конце правления династии Мин и с приходом к власти династии Цин (то есть маньчжурской династии) огромное количество китайских ученых находилось в более или менее откровенной оппозиции своему правительству. Многие из них к тому же выступали против притеснения народа, причем кое-кто из несговорчивых ученых отдал свою жизнь за это дело в лучшей конфуцианской традиции. Естественно, что кто-то из них решился выступить против течения в конфуцианской ортодоксии, поддержанного властями, а именно – против неоконфуцианства. Ху Ши (один из ведущих китайских философов и мыслителей XX века. –
Можно предположить, что фактор западного влияния, тогда еще находившегося в зачаточном состоянии, играл некоторую роль в формировании реакции сопротивления неоконфуцианства, причем очень забавным способом. Незадолго до наступления XVII столетия доступ на территорию Китая получили несколько миссионеров-иезуитов. Благодаря своим знаниям, пригодившимся в Поднебесной, кое-кто из них занял в китайском правительстве весьма важные посты. Главной своей заботой они считали обращение китайцев в христианство. Ради достижения своей цели, а также в силу своего ума и любознательности они досконально изучили китайскую литературу и философию. В результате некоторые из них вынесли необычайно глубокое впечатление от философии Конфуция, которую они объявили очень близкой к христианской морали. Одновременно они предположили, что метафизику неоконфуцианства ее авторы вывели совсем не из произведений Конфуция, а из манускриптов буддистов.