Развод. Вспомни, как мы любили

22
18
20
22
24
26
28
30

— А — я?!

— Да, — резко разворачивается ко мне, — ты. Не мои дочери, а ты. Да, Маша, ты. Возможно, с любой другой женщиной меня ждал тупой перепихон на стороне! И, возможно, я бы не женился так рано! Ты — моя единственная женщина! И ни на кого я больше не смотрел, но вот случилось! И это ты меня, можно, сказать воспитала таким приличным, принципиальным и честным. Тем, кто не станет изменять жене! Тем, кто придет и все честно скажет, когда поймет, что он скоро сорвется! Чтобы не пятнать брак! Чтобы не пятнать жену! Может, это не любовь. Может, у меня просто уже мозги кипят, но факт остается фактом, я хочу обнимать, целовать, засыпать с другой женщиной! И я знаю, что это точка невозврата, но иного выхода не вижу!

— Если ты посмеешь приползти обратно, то я тебя не приму…

— А как ты считаешь, я приползу?

Молча вглядываемся друг другу в глаза. Раньше в них была любовь, нежность, а сейчас только гнев и разочарование.

— Да, Маша, ты стала мне сестрой за все эти годы брака, — зло шепчет он. — И у меня с тобой был моральный инцест в последние месяцы. Мы с тобой вместе двадцать четыре года с девятого класса. И только ты была у меня. Только ты. Прости меня, Маша, за то, что я только так могу решить эту проблему, но будь честной, ты бы действительно предпочла измены?

— Нет… — отступаю, ошарашенная его внезапной вспышкой агрессии. — Конечно, нет…

— Я старался оживить свой интерес в браке, ясно? — вздыхает он и сжимает переносицу. — Возможно, надо было сразу на тебя все вывалить, но я верил, что у меня получится выплыть! Не выплыл, Маша! Ушел еще глубже! — повышает голос. — И нет! Я не хочу открытого брака! Не хочу быть с тобой и с другой женщиной! А то ты сейчас надумаешь, что я требую от тебя одобрения любовницы! Нет! Я обещал быть тебе верным мужем, и я им был! Но теперь не могу им быть! Не могу! Кризис это или нет — неважно! И от тебя тоже ничего не зависит, потому что ты… — он горько усмехается, — тоже старалась. Понимаешь?! У тебя нет варианта изменится в лучшую сторону! Потому что ты… хороша во всем! Как мать, как хозяйка, как женщина! Тебе не надо худеть, ты не ханжа и за собой следишь. Никаких засаленных халатов, небритых ног. И, может быть, я разочаруюсь потом в своем решении, но лучше так, чем чувствовать разочарование в тебе, нашей семье!

— И ты разочаруешься…

— Пусть будет так! — рявкает он. — Пусть!

— Прекрасно, — я смеюсь, — ты уходишь из семьи, потому что твоя жена была идеальной. Может, мне тогда стать неидеальной?

— Чтобы что? — Виктор вскидывает бровь. — Чтобы разбудить во мне страсть? Не ты ли вот минуту назад требовала, чтобы валил? А? Будь последовательной, Маша!

— Да какая тут последовательность, сукин ты сын? — взвизгиваю я. — Ты уж меня прости! У тебя был год окончательно разлюбить и проникнуться полным отвращением! А мне даешь только час? За час я должна все осознать, понять и принять? Это как верить, что от подорожника отрастет рука! Не отрастет! И ты мне тут не нужен!

— Да я и быть тут не хочу! Я будто в родительском доме с супер-мамочкой!

— Пошел ты!

— Вот я и иду, — дергает чемодан на себя и торопливо выходит из спальни.

— И разговаривать мы с тобой будем теперь только в присутствии адвокатов!

— Отличное решение! Тебе будет чем заняться! Я хотел тебе предложить помощь в этом вопросе, но ты же будешь против! И опять заподозришь в чем-то нехорошем!

Прижимаю кулаки ко лбу, вслушиваясь в шаги Виктора, которые отдаляются.

Когда из открытого окна доносится приглушенный звук мотора и мягкое шуршание шин, я оседаю на пол.