И я ее целую, но только в бархатную щеку.
Хочу большего, но не могу отвязаться от ощущения того, что на заднем сидении сидит Маша и с укором смотрит на нас, скрестив руки на груди.
Лариса тоже хочет большего, потому что я замечаю в ее глазах разочарование.
— Куда едем? — спрашивает она и вновь улыбается.
Я имею полное право сейчас задушить Ларису в объятиях, поцеловать ее глубоко и жадно, но тень Маши презрительно вскидывает бровь.
Правда, можешь?
Ну, целуй, Воронин, а я посмотрю.
С тем же выражением, когда ты, Воронин, пытался покрасоваться в девятом классе передо мной и решил спрыгнуть со второго этажа в сугроб.
А потом ногу сломал.
Только в этот раз к тебе никто не кинется и не вызовет скорую. И не разрисует гипс цветочками и солнышками.
— Поужинаем, — завожу машину и медленно проворачиваю руль.
Какой же ты дурак, Воронин. Какой тебе ужин? Ты же уже поужинал.
Вези ее сразу в отель.
У тебя ширинка вот-вот лопнет. Не ужинать ты хочешь, идиот. И что ты как девственник?
И где цветы, Воронин?
Вот ко мне ты всегда с цветами подкатывал, с безделушками. Никогда с пустыми руками не приходил, а тут растерял все навыки обольщения? Я разочарована.
— Что-то случилось? — спрашивает Лариса.
— Нет, все хорошо.
Врешь и не краснеешь, Воронин. У нас тут некрасивая ситуация. Я, ты и твоя новая зазноба. Это какой-то изврат, милый.
Думал, избавишься от меня, получив штамп о разводе? Ты смешной. Разве от меня можно избавиться? Я столько лет была с тобой.