Виктор тогда на мой вопрос “Чего тебе, Воронин?” нахмурился и протянул ручку с пушистым розовым помпоном на колпачке, а после уроков выхватил у меня рюкзак и потащил. И потащил не в ту сторону куда надо.
Я тогда промолчала и просто шла рядом, дожидаясь, когда этот дурак Воронин поймет, что прет мой рюкзак непонятно куда. Мы около сорока минут шли, прежде чем он спросил мой адрес.
— Мам…
Когда я ему с милой улыбкой сказала, что нам в другую сторону, он предложил съесть по мороженому. Вернулась я домой поздно. Мне влетело по первое число, но крики матери меня совсем не тронули.
Я влюбилась.
В дурака Воронина.
— Девочки, — запрокидываю лицо и закрываю глаза, — папа любит вашу маму, как вашу маму. И этого мало для того, чтобы мужчина хотел быть рядом с женщиной. Да, все очень непонятно. И я бы хотела сказать, что вы все поймете, когда повзрослеете, но нет. Не поймете. Некоторые вещи в мире надо принять как данность. Как аксиому, от которой не надо ждать доказательств и объяснений.
— Фигня, — шепчет Надя. — Полная фигня.
— И если у него есть другая, — Даша сжимает кулаки на коленях, — то он сейчас к ней поедет? Или к себе приведет? А?
Глава 22. Я свой выбор сделал
Странно.
Когда Маша зашла в квартиру, то я воспринял ее появление обычным.
Она могла бы скинуть пальто, разуться, пройти в мою спальню и переодеться. И я бы не испытал отторжения.
Она будто заглянула не к бывшему мужу, чтобы забрать у него детей, а пришла домой. И я это так воспринял.
Я ждал того, что она по-хозяйски проплывет мимо, поправит волосы и поделится тем, что очень устала. И попросит чашку чая.
И я бы не возмутился.
Я бы еще плед притащил, как это делал в браке.
И теперь она забрала дочерей, вежливо попрощалась и ушла.
А я словил когнитивный диссонанс.
Алё, Виктор, вы разведены. Она не твоя жена, и это квартира — не ваш дом.