Альфа и Омега. Книга 2

Я подняла на него глаза и поняла, что он думает о том же. Полмиллиона — это слишком большая сумма. И мы с альфой оба понимали, что единственный вариант получить ее быстро и в полном объеме это обратиться к тем, оказываться в долгу перед кем ни ему, ни мне не хотелось категорически. Если бы только у нас был выбор…

— Я могу помочь, — внезапно раздался негромкий голос Медвежонка, который все это время стоял чуть поодаль и молчал.

— И думать не смей! — тут же вскинулась на него я. — Я тебя и близко к ним не подпущу!

— Хана права, Медвежонок, — покачала головой Ория, тоже устремляя на него печальный взгляд своих больших красивых глаз. — Сейчас речь идет не об отсрочке в пару дней или небольшой скидке по платежу в честь праздников. Ни у кого из нас нет того, что можно им продать за те деньги, которых нам не хватает для погашения долга.

— Вы не поняли, — покачал головой омега. — У меня тоже есть отец, у которого я могу попросить денег. И почти уверен, что он мне не откажет.

На несколько секунд в комнате старшей омеги повисла растерянная тишина. Это был первый раз на моей памяти — а также, судя по их реакции, на памяти всех присутствующих, — когда Медвежонок говорил о своей семье. Прежде на все вопросы о ней он либо отвечал, что ничего не помнит, либо давал такие туманные и лишенные информативности ответы, что из них ничего понятнее не становилось.

— Я надеялся, что мне больше никогда не придется видеться с ним, но… Кажется, сейчас это единственный вариант. Я правда хочу помочь. — Омега подошел к нам с Йоном и привычно втерся между нами, прикорнув у меня на плече здоровой щекой. — Вы все так заботитесь обо мне, а я… никогда не мог в полной мере вам отплатить за это.

— Да что ты такое говоришь, — растерянно пробормотала я, обнимая его одной рукой за талию, а другой гладя по волосам. — Медвежонок, кто твой отец?

— Один… альфа, которому очень не понравилось, что его единственный сын родился омегой, — отозвался он, прикрыв глаза и ощутимо съежившись рядом со мной. — Он всегда хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал кем-то… важным и значительным. Возможно, сменил его на его посту, когда буду готов. Но в лоно Церкви никогда не примут гендерно нечистого. Он был… в такой ярости, когда впервые учуял мой запах. Я думал, что он меня просто убьет на месте. Но, наверное, мне повезло, что он не захотел сам марать руки. Поэтому приказал сделать это другим. И потом было темно. Очень темно. И холодно, и больно. Но старшая сестра нашла меня, и все снова стало хорошо. А теперь у меня есть братишка Йон и любимая сестренка. — Медвежонок улыбнулся, но его обычно столь солнечная и безмятежная улыбка вышла кривой и ломкой.

Собравшиеся в кабинете Ории молчали, не зная, что сказать. Сама старшая омега, словно бы позабыв о причине, что собрала нас всех здесь, с тревогой всматривалась в наши с Йоном лица, словно пытаясь в них прочесть ответы, но мы были не менее растеряны, чем она. Усадив парнишку между собой и привычно обняв его с двух сторон, мы с альфой осторожно гладили его плечи, колени и руки, успокаивая и словно пытаясь оградить собой от его прошлого, что сейчас подошло так близко, нависло над нами и дышало смрадом в лицо. Наши запахи, переплетаясь, окутывали его плотным вязким коконом, и лицо Медвежонка, изувеченное огромным уродливым кровоподтеком, постепенно расслабилось.

— Значит, твой отец был священником? — негромко уточнил Йон, чуть сощурившись и явно что-то напряженно обдумывая.

— Вроде того, — кивнул Медвежонок, нежащийся в нашей близости, как в теплой ванне после мороза. — Я же говорю, у него есть деньги.

— Церковь называет гендерно нечистых выродками и считает их появление наказанием за грехи родителей, — проговорила Агата, качая головой. — Если бы у высокопоставленного служителя Великого Зверя родился такой сын, это стало бы несмываемым позором, который бы поставил под сомнение саму возможность для такого альфы находиться на своем посту. Мой отец в молодости входил в число приближенных предыдущего кардинала, потому что его фамилия и происхождение позволяли ему стоять наравне с высшими чинами Церкви. Он рассказывал, что бывали случаи, когда церковники прятали своих детей от широкой общественности, пока те не достигали возраста расцвета. И если не проявляли себя бестиями, их просто… отсылали и все. Они скармливают нам идеи о своей непогрешимости, чистоте и святости, о своей приближенности к Великому Зверю и знании каких-то тайн бытия, но на самом деле они еще больше, чем мы, боятся того, что называют грехом.

— Я тоже слышала разные байки на эту тему, — кивнула Ория, все еще с беспокойством посматривая на Медвежонка, который словно бы дремал в наших с Йоном объятиях, совершенно выдохшись после своего внезапного откровения. — Что высшие чины Церкви часто усыновляют уже сформировавшихся альф, чтобы избежать риска с собственными детьми. Что, мол, они даже «выкупали» подходящих им подростков у их родителей, чтобы обеспечить продолжение собственного рода. Естественно, потом объявлялось, что все это время ребенок рос с матерью где-нибудь в деревне, а вот теперь готов пойти по стопам своего отца.

— Мой отец принципиальный, — тихо произнес омега, не открывая глаз и водя указательным пальцем по моему предплечью с меткой, рассылая искры мурашек по всему моему телу. — Когда я был младше, он любил рассказывать о том, как сделал себя сам и как всего добился только усердием и силой воли. Он был убежден, что никогда ни в чем не ошибался. И то, что я… то, что у меня не было близнеца при рождении, еще сильнее укрепило его в этой мысли. Он любил говорить, что я особенный. Что у меня будет великая судьба и что я добьюсь всего, чего только ни пожелаю. Показывал мне звездную карту, составленную в ночь моего рождения, и утверждал, что такого положения планет не было многие тысячи лет.

Его голос звучал тихо и размеренно, словно он в самом деле говорил во сне, но я ясно ощущала напряжение и подавляемую дрожь в его маленьком худеньком теле. Интересно, сейчас Медвежонок тоже представлял, что его здесь нет и что эта история совсем его не касается? Мне было трудно сдержать в себе желание увести его отсюда, спрятать подальше от всех этих удивленных и в то же время любопытных глаз, что были устремлены на него сейчас. Я понимала, что все здесь присутствующие желают ему добра и сочувствуют, но в то же время не могла избавиться от склизкого ощущения, что не пройдет и пары часов, как эту историю будут во всех подробностях смаковать на кухне. Дом жил слухами и сплетнями, от этого было никуда не деться, и каждый, кто здесь рисковал заговорить вслух, должен был понимать, что любое сказанное им слово позже прозвучит исковерканным и переиначенным из десятка других ртов.

— Мне это кое-что напоминает, — вдруг оживилась Агата. — Лет пятнадцать назад ходили слухи о так называемом золотом ребенке. В ночь его рождения был парад планет, а наутро в небе над Восточным городом видели… своего рода сияние что ли. Тогда в среде церковников ходили упорные слухи, что мы на пороге новой эры и что этот ребенок был послан самим Великим Зверем, чтобы даровать нам милость и спасение. Его отец тогда здорово на этом поднялся и даже получил сан кардинала. Говорят, у него был сильный соперник в борьбе за этот титул, но благодаря своему сыну он сумел одержать над ним верх.

— Кардинал Боро? — переспросила я, быстро выстроив необходимую логическую цепочку у себя в голове. — Ты говоришь о кардинале Боро?

— Да, — поджала губы она, всем своим видом выказывая полнейшее неодобрение. — Я говорю об этом заносчивом ублюдке в рясе. Он отказал моей семье в помощи, когда та в этом остро нуждалась, и именно из-за него мой отец похоронил себя на дне бутылки, мама слегла от горя, а я оказалась здесь.

— А что стало с тем ребенком? — нетерпеливо перебил ее Йон. — С золотым ребенком, который должен был чего-то там нам всем даровать?