– Я хочу говорить с ним.
– Не советую, – начал Стоун, но я замотал головой.
– Пару минут. Я хочу услышать, что он мне скажет, – скорее всего, идти к нему было ошибкой. Но я уже не мог не пойти.
Через пару минут меня проводили в маленькую комнату где-то в глубине здания суда. Там было прохладно и очень тихо. Монотонный гул голосов снующих вокруг людей не доходил туда. Меня сопровождали сотрудники органов по делам несовершеннолетних: двое шли впереди, а еще двое плелись позади меня. Мой адвокат шел рядом, а адвокат отца возглавлял процессию.
От нервов у меня сосало под ложечкой, но я пытался не обращать внимания на охватившее меня чувство тревоги. В любой момент я мог прервать разговор с отцом. У меня не было обязательств по отношению к этому человеку. Конечно, он меня вырастил. Но потом бессчетное количество раз предал. И за это я никогда не смог бы его простить.
Я и не собирался прощать. Невозможно было простить все, что он сделал. Этот человек был чудовищем.
Что меня пугало больше всего, так это то, что я и сам могу превратиться в чудовище.
Мы остановились перед совсем неприметной дверью. Один из сотрудников толкнул ее, и вся наша группа зашла внутрь. В дальнем конце стоявшего посреди комнаты длинного стола сидел мой отец. На нем была обязательная для заключенных окружной тюрьмы оранжевая роба. На запястьях и на ногах – кандалы. Из-за недостатка солнца в камере его бледная кожа приобрела совсем уж зеленоватый оттенок.
Увидев меня, он улыбнулся и поднял руку в знак приветствия.
– Уилл.
Я ничего не ответил и сел на другом конце стола. Сотрудники органов опеки тут же сгрудились вокруг меня, и я увидел, что двое из них стали у отца за спиной. Я не очень люблю полицию, особенно после того, как со мной обошлись, когда я привел Кэти. Но присутствие этих надежных людей в комнате меня успокоило. Они явно не зря ели свой хлеб.
– Неплохо выглядишь, – сказал с улыбкой отец. Но я заметил, что глаза его совсем не смеются.
– Не могу сказать о тебе того же, – пробурчал я, и он расхохотался в ответ.
– Всегда ценил в тебе честность, – замолчав, он посмотрел на меня пристально, почти с ностальгическим выражением лица. – Я скучал по тебе, сынок.
Я напрягся, как пружина. Всегда ненавидел, что он меня так называет, но сейчас это было совсем невыносимо. Мне не хотелось, чтобы все знали, кто я такой, знали, что его кровь течет в моих венах, что мы похожи, что у нас фактически одно имя на двоих. Было невыносимо думать, что я навсегда связан с этим человеком. Серийным убийцей, насильником малолетних девочек. Один бог знает, что еще он натворил в своей жизни. На этом он просто прокололся.
Я ничего не ответил, и он продолжал:
– Ты в порядке? С тобой хорошо обращаются органы опеки? Тебе остался всего год, парень, а потом сможешь идти, куда тебе вздумается.
Как будто это просто. Я мог работать и сейчас уже работал на полставки. Просто для того, чтобы иметь деньги и ни от кого не зависеть. Но все равно мысль о том, что я останусь совсем один, меня чертовски пугала, хотя я никогда никому в этом бы не признался.
Даже папаше.
– Ты думаешь выиграть? – спросил я. Мне было важно это знать. Даже в худшие периоды своей жизни этот ублюдок был невероятно самонадеян. Пьяный, безработный, на сильных отходняках, он расхаживал по городу как король. Я никогда не встречал еще человека с настолько раздутым эго. Даже когда я был маленьким мальчиком, замечал его неадекватность.