– Уютово… – невольно поправила она.
– У-ютово?.. как чудесно, У-ю-тово!.. – в восторге воскликнул он. – …Имело в моей жизни… не могу проезжать мимо без волнения…
«Почему он так говорит?..»-тревожно мелькнуло Дариньке. Он поднял шляпу, как бы прощаясь, и продолжал сбивчиво, торопясь:
– Я понимаю… вам странно, что я так занимаю вас
Эти слова Кузюмов буквально выкинул из себя, и они страшно смутили Дариньку. Она сказала сбивчиво, почти в испуге:
– Что вы, что вы?.. совсем я не думаю о вас дурно!.. Я так мною хорошего слышала про вас…
– Это все ваша доброта… хорошего нечего обо мне сказать… – отмахнул головой Кузюмов, – разве что
– Да-да, пожалуйста… – сказала, оживившись, Даринька. – В это воскресенье у нас гости, путейцы… на новоселье… вы знакомы с ними, и мы будем рады…
Она не могла понять после, почему это вырвалось у нее. Кузюмов воскликнул радостно:
– Позволите?.. Такое счастье… приветствовать ваше доброе соседство!..
Он взглянул ей в глаза, она почувствовала в его взгляде радостное и что-то горькое – и не нашлась ответить.
– Вам странно, что говорю… и мне, что
Он растерянно поклонился, резко оторвался от коляски и побежал. Даринька видела, как мелькал в прохожих белый его костюм. «Что с ним?» – подумала она в смятенье и удивилась, что уже у подъезда гостиницы.
Всходя по лестнице, видела в зеркалах, какое у ней истомленное лицо.
XLVIII
Сказка о самоцветах
Виктор Алексеевич уже вернулся и показался ей возбужденным. Он встретил ее на лестнице, восклицая: «Чудо чудное! диво дивное…» – не обращая ни на кого внимания.
– Тебя нельзя оставить одного, ты как ребенок… опять шампанское? когда только кончится круженье это!..
– Дети не пьют шампанское! – весело сказал он, и она почувствовала, что случилось что-то особенное: такой радостью блестели его глаза. – Едва дождался, изнемогал… и велел подать бокал… один только бокал!
– Что с тобой? что случилось?.. – спросила она. – Почему… до него?