– Вы преемственно продолжаете.
– Но я и цветочка не посадила… – сказала искренно Даринька, – это все ученый садовник, ее… его считают… как это?.. – забыла она слово. – Ах, да… гениальным.
– Гений творит, вдохновляемый… Теперь… – он приостановился, тоже как будто подыскивая слово, – вы вдохновляете.
Согласился с Виктором Алексеевичем, что, действительно, – «цветочная симфония».
– Это напоминает… кажется, у Жуковского?.. сказочный сад, где играли золотые и серебряные яблочки… и там – Жар-Птица…
И тени усмешливости не было в его тоне: он был явно изумлен всем, до господина в бакенах, поднесшего спичку к его сигаре.
Даринька, не думая, как примет это Кузюмов, неожиданно сказала:
– Как обрадовало меня вчера… сколько людей сделали вы счастливыми, подарили
покровским землю!.. Они все за вас молятся, я знаю.
Этого не ожидал Кузюмов! Он изменился в лице, чуть побледнел, заметили. Тотчас поднялся и поклонился хозяйке.
– Благодарю вас, Дария Ивановна, но… такая оценка совсем не по заслугам. Счастливыми?.. Помилуйте, я совершенно тут ни при чем… это лишь запоздалое исправление ошибки прошлого. Я ровно ничем не поступился.
И перевел разговор на полученное оказией письмо из Одессы, от «милого Димы Вагаева».
– Ему лучше?.. – спросила Даринька.
– Вы угадали, настолько лучше, что в конце августа надеется ко мне проездом… Узнав, что мы соседи, просил передать вам «самый горячий привет». Оказывается, он отлично с вами знаком по Москве?..
Даринька не нашлась ответить, но помог Виктор Алексеевич, бывший в отличном
настроении:
– Ну, как же!.. отлично знаком!.. на наших глазах
Принимая от Дариньки печенье, Кузюмов воскликнул изумленно:
– Какое чудо!.. – и спохватился: – Простите бестактность, но… это совершенно изумительно, ваша брошь!.. Ничего подобного и у венецианских мастеров… это выше Челлини!.. Даже в Ватикане не… Это головокружительной высоты и глубины!..
Решительно Кузюмов был совершенно иной, чем его славили. Все смотрели. Но смотрели не на него, а на Дариньку, на ее парюр. Она поникла, как бы смотря на брошь. Она и раньше чувствовала, как останавливали взгляды на чудесном, но не высказывались. Только Надя с матушкой разахались давеча: «Боже, какое на вас… чудо!..» Теперь все начали выражать восторг. Даринька едва владела собой, чтобы не убежать.