«…Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыка, по глаголу Твоему, с миром…»
«Во мне все осветилось, и я поняла, как должна жить. Все в моей жизни было для исполнения мне назначенного».
VIII
Миг созерцания
Она поклонилась земно сияющему храму, лазурной дали и, радостная, повернула в Уютово.
Жаворонки звенели журчливой трелью, и она пела с ними сердцем. Пела всему, что открылось вновь ее глазам: овсам, тропке, старым плетням в бурьяне, малиновым колючкам татарника, цеплявшим ее за платье; золотившимся в солнце пчелам, реявшим над малинником в низинке, валкой калитке в зарослях лопуха, крапивы, сочным дудкам морковника, раскрывшим перистые зонтики в манной крупке… Увидала под елками маслята, высыпавшие из-под смолистой хвои после дождей, вдыхала острую их смолистость, радостно любовалась ими, липучими, как в детстве… Вздрогнула от взвизга выскочившей из малинника Анюты: «Ды-ба-ры-ня, ми-лыи… чисто мы в рай попали!..» Приласкала ее, спросила, что она делает. Анюта насторожилась и шепнула, что бабушка Матвевна ух, строгая, – «а правильная, дедушка Карп сказал». Чуть свет в лес ее за грибами подняла, цельную она плетушку березовичков наломала к пирогу, а теперь малину подвязывает, краснеть начала малина… Пахло от нее малиной.
Проходя мимо кухни, откуда тянуло пирогами и грибами, Даринька увидала Матвевну и зашла. На выскобленном столе лежала груда клубники, руки Матвевны были в клубничном соку, пахло клубничным духом.
– Уж и нарядные… – покивала Матвевна, любуясь ею.
Даринька стала говорить, какая чудесная у них церковь и какой вид «с нашего овсяного поля…» В порыве радости обняла Матвевну, поцеловала морщинистое лицо ее. Сумрачное лицо смягчилось, и всегда сдержанные губы приоткрылись чуть различимою улыбкой.
Шла цветником-розарием, остановилась отцепить от шипов рукавчик. Алеша сходил с террасы, остановился и смотрел, как она отцеплялась. Увидала его и крикнула:
«Здравствуйте, идете рисовать картинки? какое утро!.. вы хорошо срисуете сегодня!..»
– Да, сегодня хороший свет, – сказал Алеша, – в березах тонкая полутень.
– Где, в березах?..
Он сказал, что это на кладбище, березы, и воскликнул:
– Одну минутку… ваше платье на солнце, в розах… вы светитесь!..
– Вот и ваш голос услыхала… – сказала она весело, – больше не будете грустный?..
– Нет. Мы с Костей всю ночь проговорили. Там… – он мотнул ящиком к веранде, – записка вам.
На веранде было празднично накрыто к чаю. На горке стояли невиданные цветы – крупнейшие колокольчики. Виктор Алексеевич встретил Дариньку, праздничный, в свежем кителе, одеколонный.
– Ты ослепительна, вся сияешь.
Она упала устало на качалку.