— Может быть, у тебя совести нет? Спихивать вину на мою мамочку! — возмутилась я. — Отпусти. Мне больно!
Хоккеист разжал пальцы, шумно выдохнув.
— Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?
— Уже ничего, звезда. Оставь нас в покое. Пожалуйста! — попросила я. — Нам очень-очень хорошо жилось без тебя.
— Твою жизнь нельзя назвать очень хорошей и лёгкой, — возразил Смоляков. — Её даже обеспеченной назвать нельзя!
— А вот это было очень низко, звезда хоккея, — тихо ответила я. — Я не родилась с золотой ложкой во рту. У меня нет состоятельных родителей и домов, напоминающих дворцы. Не имеет значения, сколько я приобрела и сколько потеряла за неполные двадцать девять лет жизни. Это. Моя. Жизнь. Моя! Без участия в ней тебя!
Я отошла от Смолякова.
— Я была бы тебе очень благодарна, если бы так дальше и продолжалось.
Мирон сидел на кухне, уминая завтрак, приготовленный руками повара Михаила. Смоляков ещё не успел уволить повара.
Михаил как раз сейчас стоял в кухне и жонглировал помидорами, на радость Мирону.
Мой сын даже забыл о том, что он терпеть не может рисовую кашу с молоком на завтрак. Он уплетал её за обе щеки.
— Але-оп! Кинь мне ещё яблочко, парень! — попросил повар.
— Вы ещё и жонглируете? — любезно спросила я.
Михаил, услышав мой голос, растерялся и уронил помидоры. Два из них он поймал, а два других шмякнулись на пол, забрызгав светлые шкафы соком.
— Ох, простите. Сейчас я всё уберу, — засуетился повар.
— Уберите и себя не забудьте убрать заодно, — процедил сквозь зубы Смоляков. — В ваших услугах я больше не нуждаюсь. Заработную плату и компенсацию получите уже завтра.
Всё-таки звёздный хоккеист не шутил, говоря об увольнении повара.
Вот, пожалуйста, уволил и смотрит злым волком на повара, рассмешившего моего сынишку.
— Мирош, ты позавтракал?
— Ага!