— Я не выбирала, — плаксиво затянула она, хлопая глазами и готовая вот-вот пролить слезу. — Мы пели только «Речку», «Красавца-щёголя» и…
— Про утопленников мне послышалось, что ли?! — госпожа Квакмайер разошлась не на шутку. — Да я тебе за это волосы все повыдёргиваю! Змея!
— Матушка! — Сюзетт бросилась к матери. — Успокойтесь, я уверена, Модести не хотела ничего плохого!
— Ничего плохого?! — это вскочила уже невеста. — Да она сразу положила глаз на моего Джейкоба, как только он приехал свататься! И в распорядительницы напросилась, чтобы всё испортить!
— Это не я! — взвизгнула Модести. — Я ничего не пела, я сидела здесь… С Камэль и Селби, — она указала на кареглазую блондинку. — Вы зачем меня овиняете? Нужен мне ваш Джейкоб! — тут она пустила слезу, заревев во всё горло.
Госпожа Квакмайер чуть смутилась, но ненадолго, и сразу приступила к допросу — кто пел. Что касается невесты, она мигом превратилась из милой девушки в настоящую ведьму, и порывалась прорваться к Модести, грозя вырвать ей не только ноги.
Кто-то из девиц встал на сторону невесты и Квакмайеров, кто-то поддержал Модести, но никто не признавался, кто пел.
Я наблюдала за разгорающейся ссорой будто со стороны, потому что как и невеста я приняла песню на свой счёт. Её спели
Озеро, чёрные курочки, утопленники…
Кто-то желал о чем-то намекнуть, чтобы поняла мельничиха Эдит…
Только что нужно было понять?..
Ссоры не получилось, потому что выяснилось, что Модести ни при чём — она и правда сидела за общим столом и никаких песен не пела.
— Вы меня обидели! — разревелась она от души, когда обвинения с неё были сняты. — Ужасно обидели! Как вы могли?..
Пока её утешали, невеста и госпожа Квакмайер яростно допрашивали гостей, кто запел неподходящую песню. Но никто не сознавался, и хозяйка праздника, так ничего и не разузнав, вернулась на место, горя справедливым гневом.
Госпожа Квакмайер, тоже недовольная, решила сгладить конфуз и велела музыкантам сыграть что-нибудь по-настоящему свадебное. И скрипка сначала робко, а потом увереннее завела знакомую мне мелодию.
Пожалуй, это была единственная знакомая мне песня в этом мире, и я узнала её с первых нот, и мне стало жарко и одновременно холодно, потому что это была песня, так любимая покойным мельником — про чёрную курочку.
На меня это произвело ещё большее впечатление, чем песенка про утопленников. Я сто раз пожалела, что послушалась Жонкелию и пришла на этот девичник. Сидела бы на своей мельнице и ждала ведьмочек…
Музыканты играли, и скоро гости распевали хором, прихлопывая в ладоши:
Песня была та и не та… Я навострила уши, прослушав её от первого до последнего слова, но больше никаких различий не уловила. Только первый куплет… Жонкелия пела мне по черную курочку, а деревенские про цвет курочек не упоминали. Что это? Сознательная оговорка? Или… Бриско пел какую-то совсем другую песню?..
Я поднялась так резко, что все оглянулись. Пришлось сесть обратно на лавку и дождаться, когда на меня будут глазеть поменьше. Только потом я выбралась из-за стола и пошла к выходу, стараясь не привлекать внимания.