– Вот именно. Ссорились мы из-за этого ужасно. Порой лучше было не выигрывать, а то наподдают тумаков и постараются отобрать каждый свои шарики. С другой стороны, если и это выдержишь – они твои.
– Вы часто выигрывали?
– Всегда.
Она снова смеется. У нее мелодичный смех.
– Первые несколько месяцев я выигрывал постоянно, потому что раз в месяц мама давала мне записку, я шел с ней к аптекарю и приносил от него коричневый бумажный пакет. Я-то не понимал, что внутри, пока братья не просветили: я ношу женские прокладки. Изводили меня, пока я не отказался напрочь хоть в чем-то помогать маме.
– И проиграли свои шарики?
– Свои – нет. Вопрос решался просто: не ругаться при маме.
Мы оба смеемся.
– Мы с вами уже разговаривали прежде! – вдруг сообразил я.
– Да, – ответила она, не сумев скрыть печальную улыбку. – Несколько раз.
– Простите.
– Все нормально.
– Вы тут кого-то навещаете, – сказал я.
– Да.
Мы посидели немного в молчании, но это было уютное молчание. Она скинула туфли, стопы у нее красивые. Ногти покрашены ярким розовым лаком. Снова принялась играть с кольцом.
– Кого вы навещаете? – продолжал я. Не ворчуна Джо, с ним я ни разу ее не видел. Не Джерри, не Киарана, не Тома. Не Элинор и не Падди. По правде говоря, не припомню, чтобы она разговаривала с кем-то, кроме меня или нянечек. Впрочем, на мою память особо полагаться нельзя. Плоховата она стала.
– Раньше вы ни разу меня об этом не спрашивали. Не спрашивали, к кому я прихожу.
– Виноват.
– Нет, ничего.
– Значит, вы приходите ко мне?