Клеймо

– Сегодня я хотела только познакомиться. Завтра подробнее поговорим, – оживленно защебетала она, собирая свою сумку. – Раз ты не зануда старшеклассница, которой надоела обыденная жизнь, раз ты сделала это не ради того, чтобы привлечь к себе внимание, так расскажи мне все своими словами, чтобы я не выдумывала. – На этот раз она протянула мне левую руку, и я нехотя протянула в ответ ту руку, на которой не было Клейма.

Я так и осталась сидеть в кресле, все еще кипятясь, перебирая в уме только что закончившийся разговор.

– Кстати, Клейм у меня вовсе не пять.

Она замерла в дверях, потом осторожно развернулась на персикового цвета каблуках:

– Ты о чем?

– Вы сказали, что у меня больше всего Клейм за всю историю Трибунала – пять. Но Креван поставил мне еще и шестое.

Я знаю, в СМИ ничего не было о шестом Клейме. Интересно почему. Я-то думала, Креван поспешит разгласить об этом всему свету. Но если он не хотел, чтобы даже Пиа об этом знала, он и опубликовать это ей не позволит. С одной стороны, меня устраивало, что Пиа ничего не знает, но в то же время я хотела дать ей понять, как мало ей известно, даже основных фактов обо мне она так и не собрала. Она попыталась сбить с меня спесь, как только я вошла в библиотеку, – ну что ж, а я собью с нее спесь на прощание. Креван лгал ей – ее крепкий маленький мирок пошатнется от этой мысли. Мне хотелось увидеть выражение ее лица, когда она поймет это. Просто ради собственного удовольствия хотелось.

– Что ты сказала? – переспросила она в ужасе, хладнокровие с нее как рукой сняло. – Он же сам произнес приговор: пять Клейм.

Я прикидывала в уме, продолжать свой рассказ или нет. Все равно рано или поздно это станет известно, так лучше от меня, из первых рук, и если даже Пиа это опубликует, я же ни словом не погрешила против истины и Кревану не в чем будет меня обвинить. Прислушиваясь к стуку своего сердца, я громко произнесла:

– Он пришел в камеру Клеймения. Требовал, чтобы я покаялась. Я не стала. И тогда он приказал поставить шестое Клеймо. На спину, там, где крестец. Без анестезии. Сказал, что я порочна до мозга костей.

– Он… приказал? – Она почти задыхалась. – Но это же не допускается… то есть такого не было…

Она понимает, что вступать в подробное обсуждение нельзя. Сомневаться в правильности действий судьи Кревана? Да еще перед Заклейменной? Пиа отнюдь не дура.

– Поговорите об этом с вашим другом Креваном. – И я ушла, а она так и осталась стоять в дверях, ошарашенная.

Впервые за всю неделю я улыбалась. При такой великой моей потере выигрыш не мог быть особенно значимым, но все же порой и мне удавалось победить, и нужно различать эти радости, когда они случаются, эти проблески света и надежды во тьме.

Вернувшись к себе в комнату, я застала там Мэри Мэй, она обыскивала прикроватную тумбочку. Я с недоумением огляделась: шкаф распахнут, одежда сорвана с плечиков и брошена на пол, на полках все перевернуто и так и оставлено в беспорядке, а надсмотрщица, сидя на моей постели, читала мой дневник – развернула у себя на коленях и листала страницы моих личных записей. Вот тут я чуть не заплакала. Я не вела записи с того дня, времени не было, а прежняя жизнь казалась теперь словно бы чужой, но все же это были мои мысли, пусть глупые, вздорные, незначительные, но когда я о них писала, они были мне дороги. Это была моя тайна, а она сидит тут и ворует мои секреты.

Я открыла рот, готовая протестовать, но она лишь подняла затянутую в перчатку руку, приказывая мне заткнуться, и перевернула очередную страницу. Наконец она захлопнула дневник и впилась в меня таким взглядом, словно видела насквозь.

– По правилам твое личное имущество подвергается регулярным обыскам – в любое время и без предупреждения. Если ты собираешься и впредь вести дневник и рассуждать о том, не слишком ли у тебя жирные бедра и будешь ли ты хороша в постели… – Она фыркнула, а я почувствовала, как вспыхнуло жаром мое лицо, – то будь добра передавать мне дневник на прочтение каждую пятницу. Это ясно?

Я сглотнула ком. Кивнула.

Она подхватила сувенирный шар с замком Хайленд – тоже из моей тумбочки – и хорошенько его встряхнула.

– Для освежения памяти? – снова фыркнула и небрежно сунула мне его в руки, выходя, красные блестки посыпались на пол, словно капли крови. Словно предостережение.