– И сочувствие не одобряется. Я помогла больному старику сесть.
Ох ты! Сама подсказала ей заголовок. Вижу, она счастлива.
– Ну конечно же, Селестина, – заворковала она, подаваясь ближе ко мне, – именно такие высказывания и привлекают внимание публики. Ты так своеобразно формулируешь, а ведь еще и школу не закончила.
– Я вовсе не пытаюсь что-то из себя строить.
На миг она смутилась, потом оглянулась по сторонам, и тон ее вдруг сменился, как будто она собиралась сказать что-то недозволенное. Я тоже напряглась, пытаясь разгадать ее приемчики.
– Эниа Слипвелл присутствовала на суде. Ни одного дня не пропустила.
Я жду продолжения. Понятия не имею, о чем она толкует.
– Ты же знаешь, кто это, – снисходительно добавляет Пиа.
– Нет, – вздыхаю я. Я и правда понятия не имею. Та старуха, которая в меня плюнула? Или молодая женщина – она швырнула в меня капустный кочан? Или та леди в третьем ряду, которая сжевала целую пачку конфет, пока мне выносили приговор?
Пиа хмурится:
– О ней сейчас все время говорят в новостях, а ты ничего не слышала?
– Я больше не смотрю телевизор.
– Трудно поверить, когда там только о тебе и речь.
– Так зачем же мне-то смотреть? Я и так про себя все знаю.
Она слегка улыбнулась.
– Родители ничего не обсуждают с тобой? Что происходит, о чем сейчас говорят?
– Мне все равно, что обо мне говорят. Я не хочу это знать. Все равно не могу тут ничего ни поправить, ни изменить.
Снова этот растерянный взгляд, потом она смотрит на дверь, словно проверяя, надежно ли она закрыта.
– То есть ты в самом деле… ты ничего не знаешь? Эниа Слипвелл – это партия Жизни. Ты же знаешь о них. На последних выборах они получили довольно много мест в парламенте. Быстро растущая партия оппозиции.
Я качаю головой: