– У родных неприятности, – говорить, балансируя на грани правды и лжи, было тяжело. Но откровенно соврать мне мешала магия, что бурлила сейчас в моих жилах.
– Я могу по… – начал было Нил.
Но я, догадавшись, что он хочет предложить, спешно его перебила:
– Сильно болит? - И кивком указала на повязки.
– Терпимо, - произнес Заноза и пристально посмотрел на меня. Неотрывно.
А я на него. И в воцарившейся тишине заговорили наши взгляды. О том, что было важно. Единственно важно.
«Доверься», - безмолвно требовал, уговаривал и просил Нил.
«Прости, но нет», – беззвучно отвечала я.
Хотя до безумия хотелось сделать шаг и оказаться в сильных мужских руках. Тех единственных, в которые так хотелось себя отдать.
«Боишься меня?»
Из глубины души рвался крик: «Нет». Я боялась не Занозу, а его разочарования. И себя рядом с Нилом тоже боялась. Потому что в эти мгнoвения теряла голову, забывала о хладнокровии… позволяла себе быть слабой Ринли Бризроу. Той, которая не выжила бы на улицах, в приюте, не смоглa бы выдержать давление в академии.
Дивный ушел, так и не сказав ни слова, но в его прощальном взгляде я увидела обещание: он не отступит, пока не узнает всей правды. Не сейчас, так потом. А в том, что Заноза умеет ждать, я уже не раз убедилась.
А это значит, что передо мной сейчас стояла трудная, практически невыполнимая задача – сделать так, чтобы дивный узнал о маме как можно позже. Желательно, когда мы с ней будем уже в Схине…
Хлопнувшая дверь выдернула меня из размышлений. Нил ушел. И, судя по всему, злой, как сотня фтырхов.
Да и я, признаться, была далека от спокойствия. Почему? Почему все так сложно?! И я не выдержала: мое самообладание треснуло по шву. А вместе с ним вдребезги разлетелась и маска невозмутимого спокойствия.
Делая шаг вперед, я еще держалась. Как держится стекло, испещренное густой сeтью трещин за миг до того, как опасть градом острых сколков. А затем…
– А-а-а! – закричала, запрокинув голову.
Не было слез, истерики, разбитой посуды. Просто подошла к стене и ударила по ней кулаком. И ничего не почувствовала. И это было самое паршивое: я не могла заглушить внешней болью боль внутреннюю, ту, которая родилась в рвущемся надвое сердце. Одна его часть рвалась к маме. А вторая… успела пустить корни здесь, под Багровым Холмом. Рядом с одним невозможным дивным. Тем, кого я полюбила. И это пора было признать со всей очевидностью.
Но я и Нил… Мы подходили друг другу не больше, чем моя импровизированная ночнушка к парадному мундиру дивного лорда, - никак.
Рядом с дивным отлично смотрелась бы длинноногая остроухая леди, затянутая в шелк вечеpнего платья. Да, именно такой место подле Нила. А мое… Мое – рядом с замочной скважинoй, где я, стоя на корточках, нащупывала бы отмычкой пазы и взламывала охранные плетения. Потому как навряд ли был иной способ проникнуть туда, где я вчера оставила энергетическую метку.