Она кивнула и раскрыла переливающийся блокнот, который тут же привлек мое внимание. Кашлянув, она начала:
– Меня мучает усталость, причем не физическая, а прежде всего душевная. Я ворочаюсь с боку на бок по ночам и замечаю, как холодна другая половина постели. Мне снятся сны, и я хочу рассказать ей о них, но ее больше нет. После стольких лет она ушла, и я не знаю, сумею ли когда-нибудь это пережить. Твержу окружающим, что со мной все хорошо, хотя это не так. Хорошо мне лишь тогда, когда не остается времени на размышления. Я заполняю свой день делами, которые вдруг стали казаться совершенно не важными. И тем не менее я завишу от них, потому что иначе не смогу думать больше ни о чем, только как последовать за ней туда, куда она ушла.
Вау. Руки у меня покрылись мурашками. Она использовала такие простые слова, и все же они будто проникали под кожу. Я не сомневалась, что говорил вдовец, но определить возраст оказалось довольно сложно. Это не похоже на речь старика, скорее, мужчины средних лет.
– Замечательно, Эверли, – сказал профессор Гейтс и скомандовал продолжать следующему.
Все по кругу заслушивали монологи друг друга, затем профессор Гейтс дал нам знак, что можно садиться на стулья. После того как я так долго простояла на столе, сидеть оказалось даже непривычно. В оставшееся время семинара мы записывали свои предположения на бумаге, а потом их обсуждали. Каждый текст мы разбирали, разбивали на отдельные части и обговаривали места, которые особенно явно указывали на возраст, пол и род занятий. Все это время профессор Гейтс сидел на своем столе и болтал ногами. Если кто-то высказывал мысль, с которой преподаватель не соглашался, он спорил, пока у собеседника не заканчивались аргументы либо пока самому Гейтсу уже нечего было сказать, и тогда он справедливо кивал. Занятие казалось очень интересным, пускай при мысли о том, что скоро я так же буду стоять на этом столе и зачитывать свое домашнее задание, у меня начинал болеть живот.
Когда семинар подошел к концу, я собрала вещи и собиралась выйти из аудитории вслед за Эверли и остальными, как вдруг профессор Гейтс подозвал меня к себе. Эверли улыбнулась мне через плечо и одними губами произнесла какие-то слова, которых я не поняла. Затем она ушла вместе с Джейми и другими ребятами и закрыла за собой дверь.
Осторожным шагом я вернулась к преподавательскому столу, на котором он до сих пор сидел, болтая ногами в красных кедах.
– Да, профессор Гейтс?
– Нолан, – поправил он и указал на стол в первом ряду. На мгновение я задумалась, не ожидал ли Гейтс, что я снова на него встану. Решив все-таки этого не делать, я уселась на край и почти зеркально повторила его позу, за исключением того, что не болтала беззаботно ногами.
– Как тебе занятие? – поинтересовался он, и во взгляде серых глаз внезапно появилась серьезность, контрастировавшая с его внешним видом.
– Очень понравилось, – без раздумий ответила я.
– Какой курс ты заменила? – продолжил расспрашивать преподаватель.
– «Начала американской литературы до 1865 года».
Профессор Гейтс раздосадованно поморщился:
– А почему, можно узнать?
– Возникли некоторые… разногласия, – вывернулась я. И тут же мысленно отругала себя за эту трусливую отговорку.
– Послушай, Доун. На моем курсе нет расплывчатой болтовни. В этом зале каждый может говорить то, что думает, и его никто за это не осудит. Понятно? – Он дождался моего кивка, прежде чем продолжить: – Хорошо. Итак, еще раз: какова причина твоей смены курса?
Я набрала полную грудь воздуха и собралась все ему объяснить, но просто не смогла. За один час было просто невозможно судить о профессоре Гейтсе, не говоря уже о том, чтобы доверять ему. Единственное, что я о нем знала, – это что он немножко чокнутый.
– Мы с профессором не сошлись во мнениях, – в конце концов начала я.
Гейтс одобрительно кивнул:
ebooksa