Уже в начале июня 1946 года состоялся разбор «дела Жукова» на заседании Высшего Военного Совета, в котором приняли участие все члены Политбюро и высший генералитет страны. Обвинения против главкома сухопутных войск поддержали ряд членов Политбюро, в том числе В. М. Молотов, Г. М. Маленков и А. А. Жданов, и особо активно начальник Главного Управления кадров и заместитель главы военного ведомства страны генерал-полковник Ф. И. Голиков. Однако целый ряд видных советских полководцев, в том числе маршалы Советского Союза Александр Михайлович Василевский, Константин Константинович Рокоссовский, Иван Степанович Конев, Василий Данилович Соколовский и особенно маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко, отметив личные недостатки и тяжелый характер маршала Г. К. Жукова, а также крупные ошибки в его работе, твердо заявили, что он является настоящим советским патриотом и не может быть организатором мифического «военного заговора». Тем не менее по итогам заседания маршал Г. К. Жуков, вполне правомерно обвиненный в потере личной скромности, моральном разложении, а также непомерных амбициях, был снят со своих высоких постов и назначен с явно показательным понижением командующим Одесским военным округом.
Однако на этом злоключения опального маршала не закончились. Напротив, вскоре Министерство госбезопасности СССР стало расследовать новые дела, связанные с работой Г. К. Жукова и его окружения в Германии. Многие авторы (Б. В. Соколов, В. О. Дайнес, С. Ю. Рыбас, В. Г. Краснов, А. А. Самсонов[40]) традиционно говорят о том, что за организацией «Трофейного дела» лично стоял давний жуковский недоброжелатель генерал-полковник В. С. Абакумов, который, выполняя сталинское поручение, буквально «носом рыл землю», добывая компромат на Г. К. Жукова. Однако их оппоненты (Р. Г. Пихоя[41]) полагают, что вся организационная работа по этому делу проводилась под непосредственным руководством новоиспеченного секретаря ЦК, куратора МГБ А. А. Кузнецова и председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятова. При этом, как считал сам Г. К. Жуков, против него «орудовал» Н. А. Булганин, который еще в начале марта 1946 года занял пост первого заместителя министра Вооруженных сил СССР[42].
Следует сказать, что вопрос о реальной подоплеке «Трофейного дела» давно стал предметом очень острых дискуссий в современной историографии. Ряд историков (А. В. Пыжиков, А. А. Данилов, А. Н. Волынец[43]) пытаются связать гонения на Г. К. Жукова и его «генеральскую команду» с общей борьбой за власть, в частности с ударом по позициям Г. М. Маленкова, который в годы войны был наиболее близок с опальным маршалом. Другие авторы (Р. Г. Пихоя, А. И. Вдовин[44]) полагают, что опала Г. К. Жукова была связана с горячим желанием вождя поставить на место зарвавшийся генералитет, который, пребывая в ореоле спасителей Отечества, мог составить реальную угрозу его единовластию. Неслучайно еще 9 февраля 1946 года в своей знаменитой речи перед избирателями в Верховный Совет СССР И. В. Сталин прямо заявил: «Говорят, что победителей не судят, что их не следует критиковать, не следует проверять. Это неверно. Победителей можно и нужно судить, можно и нужно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей, меньше будет зазнайства, больше будет скромности». Наконец, еще одна группа авторов (Ю. Н. Жуков, Б. В. Соколов, А. А. Самсонов[45]) утверждает, что опала Г. К. Жукова носила вполне оправданный характер и имела своей главной целью «воспитательное воздействие» на не в меру амбициозного маршала, который возомнил себя единственным спасителем всего Отечества и стал банальным барахольщиком, вывезя с территории поверженной Германии огромное количество дорогой мебели, ковров, картин, мехов, столового серебра и другого трофейного имущества.
Как уже говорилось выше, в мае 1946 года в связи с «Делом авиаторов» опросом членов ЦК Г. М. Маленков был выведен из состава Секретариата ЦК и заменен членом Оргбюро и главой Организационно-инструкторского отдела ЦК Николаем Семеновичем Патоличевым — прямой креатурой А. А. Жданова, с которым он был знаком еще со времен своей нижегородской комсомольской юности[46]. Однако главное состояло все же не этом, а в том, что H. С. Патоличев, будучи с начала января 1942 года Первым секретарем Челябинского обкома ВКП(б), сыграл выдающуюся роль в создании и работе легендарного «Танкограда», за что в годы войны был удостоен трех орденов Ленина. При этом надо сказать, что причины столь неожиданного ослабления позиций Г. М. Маленкова остаются до сих пор невыясненными. Более того, существует чисто умозрительное представление М. Я. Геллера, А. М. Некрича и других[47], что именно тогда он был якобы переведен на работу в далекий Ташкент. Однако, как считают многие историки (Р. Г. Пихоя, Ю. Н. Жуков[48]), эти представления не находят подтверждения в архивах, в том числе в его персональном фонде РГАСПИ (Ф. 83. Oп. 1). Более того, в личных бумагах Г. М. Маленкова, хранящихся в фондах Секретариата и Политбюро ЦК, нет никаких упоминаний о его командировке в Узбекистан, хотя неясностей о месте его реального пребывания в указанный период остается предостаточно. При этом есть косвенные данные, в частности характер рассылки документов Совмина СССР и ЦК ВКП(б), позволяющие утверждать, что с мая по октябрь 1946 года Г. М. Маленкова действительно не было в Москве, куда он вернулся только спустя пять месяцев, поскольку уже 5 октября 1946 года начал работать его личный секретариат в Совете Министров СССР. При этом существует версия, что именно в эти месяцы Г. М. Маленков непосредственно занимался организацией всей работы Спецкомитета № 2 по реактивному вооружению, который был создан специальным Постановлением Совета Министров СССР от 13 мая 1946 года № 1017-419сс[49]. Причем, судя по оригиналу источника, фамилию Г. М. Маленкова как руководителя Спецкомитета синим карандашом вписал лично И. В. Сталин, поскольку фамилии всех остальных его членов, в том числе Д. Ф. Устинова, И. Г. Зубовича, Н. Д. Яковлева, И. А. Серова, А. И. Берга и других, были уже напечатаны на машинке.
Тем временем 8 июля 1946 года по инициативе А. А. Жданова принимается еще одно Постановление ЦК «О росте партии и мерах по усилению партийно-организационной и партийно-политической работы с вновь вступившими в ВКП(б)», которое предусматривало проведение обязательных экзаменов по проверке теоретических знаний всех без исключения членов партии. Конечно, А. А. Жданов, памятуя сталинские слова о том, что партия давно «превратилась в хор псаломщиков и отряд аллилуйщиков», был глубоко убежден, что «без теоретической подготовки партработник ничто»[50], а посему придавал этому вопросу крайне важное значение.
Между тем в начале августа 1946 года произошла новая перегруппировка сил в верхних эшелонах власти, связанная с тем, что: 1) новым заместителем председателя Совета Министров СССР, членом его Бюро и заместителем руководителя Оперативного Бюро Совмина СССР, главой которого являлся Л. П. Берия, был утвержден глава Спецкомитета по ракетной технике Г. М. Маленков, который вновь укрепил свои позиции в ближайшем сталинском окружении, правда, уже не в традиционной роли партийного «бонзы», а в статусе государственного управленца, лично отвечавшего за деятельность ряда министерств, в том числе вооружений, электропромышленности, промышленности, средств связи и т. д.; 2) руководство всей работой Оргбюро и Секретариата ЦК было возвращено А. А. Жданову, который вновь, как и до войны, стал де-факто вторым лицом в партийной иерархии и вместе со И. В. Сталиным опять стал подписывать все совместные Постановления СМ СССР и ЦК ВКП(б)[51].
Тогда же отдельным Постановлением Политбюро на основании «Записки» А. А. Жданова был определен и новый статус, а также уточнены функции Оргбюро и Секретариата ЦК. В соответствии с этим документом Оргбюро ЦК было названо «директивным органом ЦК ВКП(б) по партийной и партийно-организационной работе», а Секретариат был уже определен как «постоянно действующий рабочий орган ЦК», главными задачами которого являются: 1) подготовка вопросов, подлежащих рассмотрению Оргбюро ЦК; 2) проверка исполнения всех решений Политбюро и Оргбюро ЦК; 3) организация через соответствующие управления и отделы исполнения решений ЦК; 4) наконец, распределение руководящих партийных, советских и хозяйственных кадров. Хорошо известно, что этими вопросами Секретариат ЦК занимался и раньше, поэтому гораздо более важным было то, что этим же Постановлением был впервые резко понижен его статус, поскольку здесь было указано, что: 1) «Секретариат ЦК не имеет регулярных заседаний и собирается по мере необходимости» и 2) «Секретариат ЦК не имеет своего плана работы, а руководствуется планом работы Оргбюро и решениями Политбюро». Кроме того, тем же Постановлением Организационно-инструкторский отдел был преобразован в Управление по проверке партийных органов, главой которого стал H. С. Патоличев.
Таким образом, по мнению ряда историков (М. В. Зеленов[52]), руководство отделами ЦК формально и — самое главное — уже реально переместилось из Секретариата в Оргбюро ЦК. Правда, историки до сих пор спорят, кто же возглавил этот орган. Так, сам М. В. Зеленов считает, что главой Оргбюро ЦК стал Г. М. Маленков, а его коллеги Ю. Н. Жуков и В. А. Кутузов[53] утверждают, что им стал А. А. Жданов. Думается, что вторая точка зрения гораздо ближе к истине, поскольку, как уже отмечалось выше, именно с этого момента все совместные Постановления СМ СССР и ЦК ВКП(б) вновь стали подписывать И. В. Сталин и А. А. Жданов. Первый — как председатель Совета Министров СССР, а второй — как секретарь ЦК ВКП(б).
Кстати, последнее обстоятельство, на которое вполне справедливо обратили внимание ряд историков (Ю. Н. Жуков, В. А. Кутузов, М. В. Зеленов[54]), ставит под веское сомнение утвердившееся в горбачевское и постсоветское время представление большинства их коллег (Ю. С. Аксенов, Р. Г. Пихоя, А. И. Вдовин, А. В. Пыжиков, А. А. Данилов, Г. В. Костырченко, А. Н. Волынец[55]) о наличии некоей особо сплоченной «ленинградской группы» в составе А. А. Жданова, Н. А. Вознесенского, А. А. Кузнецова и А. Н. Косыгина, которая якобы единым фронтом противостояла группировке Л. П. Берии — Г. М. Маленкова.
В связи с этим обстоятельством нелишним будет напомнить об известном Постановлении Оргбюро ЦК «О журналах "Звезда" и "Ленинград"» от 14 августа 1946 года, о котором более подробно мы писали в своей книге «Осень патриарха»[56]. Хорошо известно, что в послесталинской историографии выход данного Постановления всегда связывали с крайностями «сталинского культа», зримо проявившегося в «завинчивании гаек на фронтах культурного строительства». Причем авторами этого документа, по той же устоявшейся традиции, называли И. В. Сталина и А. А. Жданова. Но в период пресловутой горбачевской перестройки в исторической литературе сложилось устойчивое представление, что выход данного Постановления был связан не с проблемами «литературного творчества», а исключительно с борьбой за власть внутри Политбюро ЦК. При этом до сих пор среди историков продолжается дискуссия о том, кто стал инициатором этого документа, против кого он был направлен и какова была конечная цель этой политической интриги. В настоящий момент значительная часть авторов сходятся во мнении, что главным объектом этой атаки стал именно А. А. Жданов, которого любым способом пытались убрать с поста второго секретаря ЦК, а значит, и потенциального наследника вождя. При этом В. В. Кожинов, В. А. Кутузов, Д. Л. Бабиченко, Г. В. Костырченко, Д. Байрау и А. Н. Волынец уверяют, что этим персонажем был Г. М. Маленков[57]. А их оппоненты (Ю. Н. Жуков) утверждают, что инициатором документа стал А. А. Кузнецов[58]. При этом представители первого лагеря приводят не очень убедительные аргументы, в частности пару критических реплик Г. М. Маленкова в адрес Ленинградского горкома партии на известном заседании Оргбюро ЦК, а представители другого лагеря ссылаются на документы, в том числе переписку А. А. Кузнецова с начальником Ленинградского управления МГБ генерал-лейтенантом П. Н. Кубаткиным, который подготовил и направил своему бывшему соратнику, ставшему теперь секретарем ЦК и начальником Управления кадров, справку о «Серапионовых братьях», явившуюся отправной точкой появления этого Постановления.
Между тем в октябре 1946 года решением Политбюро были существенно расширены права руководящей «шестерки», созданной еще в декабре 1945 года, и новым членом «семерки», как она стала официально именоваться, стал председатель Госплана Н. А. Вознесенский. Как установил Ю. Н. Жуков, именно с этого момента де-факто прекратились официальные (протокольные) заседания Политбюро ЦК, которые за последующие семь лет собирались только дважды — в декабре 1947 и в июле 1949 года. Причем, как полагает тот же Ю. Н. Жуков, первейшую роль в этой «семерке» стали играть Л. П. Берия, Н. А. Вознесенский, реально руководившие работой союзного правительства, и А. А. Жданов, возглавлявший весь центральный партаппарат. Более того, Л. П. Берия и Н. А. Вознесенский, возглавлявшие Бюро Совмина СССР, а также А. А. Жданов как второй секретарь ЦК, естественно, стремились закрепить свое нынешнее положение. С этой целью еще в начале января 1947 года они настояли на решении Политбюро о созыве в конце 1947 — начале 1948 года XIX съезда ВКП(б), а уже в конце февраля 1947-го о предстоящем партийном форуме узнали и все остальные члены ЦК, приглашенные в Москву на новый партийный Пленум. Сообщение по этому вопросу делал лично А. А. Жданов, огласивший членам ЦК предстоящую повестку съезда, в том числе принятие на нем Третьей партийной программы и нового партийного устава, а также назвавший тех сотрудников центрального партаппарата, кому поручалась подготовка всех этих документов[59]. Среди главных разработчиков были названы сам Андрей Александрович Жданов и якобы его прямая креатура, начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Георгий Федорович Александров. Хотя, как установили ряд современных авторов (Г. С. Батыгин, И. Ф. Девятко), уже после отставки Г. Ф. Александрова (по итогам так называемой «философской дискуссии») непосредственно проект Третьей программы готовили другие аппаратчики, а именно новый начальник Отдела пропаганды и агитации ЦК Дмитрий Трофимович Шепилов и два руководителя журнала «Большевик» Петр Николаевич Федосеев и Марк Борисович Митин[60].
Между тем тогда же, в феврале 1947 года, но еще до Пленума ЦК, произошел так называемый «дворцовый мини-переворот», авторами которого, вероятнее всего, стали два аутсайдера «семерки» — В. М. Молотов и Г. М. Маленков. Как считает тот же Ю. Н. Жуков, именно их усилиями было состряпано совместное Постановление Совмина СССР и ЦК ВКП(б) «Об организации работы Совета Министров СССР», в соответствии с которым был кардинально изменен весь состав Бюро СМ СССР. Новым руководителем этого Бюро стал И. В. Сталин, его первым замом — В. М. Молотов, а «рядовыми» членами — все остальные заместители председателя Совета Министров СССР и руководители восьми отраслевых Бюро: Л. П. Берия, Г. М. Маленков, А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Н. А. Вознесенский, Л. М. Каганович, А. Н. Косыгин и М. З. Сабуров, а также А. А. Андреев, не получивший под свое начало какого-либо бюро. Таким образом, вновь произошло серьезное укрепление позиций В. М. Молотова и Г. М. Маленкова в верхних эшелонах власти.
Тогда же, в феврале 1947 года, началась и новая кампания против высшей военной верхушки, связанная, вероятно всего, с тем, что И. В. Сталин, готовя себе замену на посту министра Вооруженных сил, вновь решил поставить на место самых известных и авторитетных полководцев прошедшей войны. Сначала жертвой этой кампании стал главком Военно-Морского флота СССР адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов, который из-за разногласий с вождем по программе развития ВМФ был снят с должностей главкома и заместителя министра Вооруженных сил СССР и отправлен в «ссылку» в Ленинград, где возглавил Управление военно-морских учебных заведений. Вместе с тем, по мнению самого Н. Г. Кузнецова и ряда известных историков (Ю. А. Никифоров[61]), причины его опалы были «многолики», в частности: 1) острые разногласия с руководством двух Министерств — судостроительной промышленности и транспортного машиностроения — А. А. Гореглядом, В. А. Малышевым и И. И. Носенко, — которые жестко выступали за дальнейшее строительство тяжелых крейсеров в противовес строительству авианосцев; 2) острый конфликт с самим И. В. Сталиным и начальником Главного штаба ВМФ адмиралом флота И. С. Исаковым по поводу раздела Балтийского флота на Юго-Балтийский флот (4-й ВМФ) и Северно-Балтийский флот (8-й ВМФ), которые, соответственно, возглавили адмиралы Г. И. Левченко и В. Ф. Трибуц; 3) и, наконец, интриги генерала армии Н. А. Булганина, который, по словам самого Н. Г. Кузнецова, сознательно «раздул кадило» этого конфликта как раз накануне своего назначения на пост министра Вооруженных сил СССР.
Еще раньше, в январе 1947 года, «за длинные языки» было арестовано все бывшее руководство Приволжского военного округа: генерал-полковник В. Н. Гордов, генерал-лейтенант Г. И. Кулик и генерал-майор Ф. Т. Рыбальченко, которые через три года будут расстреляны за покушение на измену Родине, создание антисоветской контрреволюционной организации и подготовку теракта против советских вождей. А в том же феврале 1947-го вновь настал черед уже опального маршала Г. К. Жукова, который на февральском Пленуме ЦК был выведен из состава членов этого высшего партийного ареопага[62]. Надо сказать, что в исторической литературе либерального толка (Р. Г. Пихоя, Г. В. Коростыченко, О. В. Хлевнюк, С. С. Близниченко, С. Е. Лазарев[63]) уже давно сложилась ярко выраженная тенденция представлять буквально всех репрессированных маршалов, генералов и адмиралов невинными жертвами сталинского террора, однако непредвзятый анализ архивных документов красноречиво говорит о том, что ряд «обиженных» генералов не только вели пьяные крамольные беседы за обеденным столом, нецензурно оскорбляли И. В. Сталина и ряд других членов высшего руководства страны, но и реально вынашивали планы военного переворота.
Кстати, известный ждановский биограф А. Н. Волынец привел в своей книге очень любопытный пассаж из записной книжки А. А. Жданова, сделанный им накануне февральского Пленума: «Посмотреть список членов и кандидатов ЦК… вывести Маленкова, Жукова»[64]. На взгляд самого А. Н. Волынца, «без сомнения, такие намерения в отношении Маленкова не были только личной инициативой» А. А. Жданова. Но, вероятно, в последний момент И. В. Сталин «счел нецелесообразным убирать единственного конкурента Жданова в ЦК. В итоге Маленков остался в составе Центрального комитета и, более того, опять начал набирать вес и влияние».
Между тем в самом начале марта 1947 года еще одним заместителем председателя Совета Министров СССР и членом его Бюро был назначен генерал армии Николай Александрович Булганин, который тогда же сменил И. В. Сталина на посту министра Вооруженных сил СССР. А уже через полгода для престижа, по инициативе самого вождя, он был уравнен в армейских погонах со своими заместителями, в частности с А. М. Василевским, В. Д. Соколовским и И. С. Коневым, и также удостоен маршальского звания. Кроме того, по мнению ряда историков (Ю. Н. Жуков[65]), есть все основания полагать, что одновременно Н. А. Булганин стал и полноправным членом правящей «семерки», которая теперь стала именоваться «восьмеркой». Тогда же из состава Бюро СМ СССР был выведен и Л. М. Каганович, которые уехал в Киев, где временно сменил в должности Первого секретаря ЦК КП(б)У H. С. Хрущева, сохранившего за собой пост председателя Совета Министров УССР, занятый им еще в феврале 1944 года.
Надо сказать, что в обыденном сознании за маршалом Н. А. Булганиным прочно закрепилась «слава» не очень далекого и пьющего человека, которого больше влекли всякого рода амуры с «девицами из варьете», чем ежедневная тяжелая работа. Однако это, конечно, не так. Н. А. Булганин давно попал в поле зрения вождя и с подачи Л. М. Кагановича еще в феврале 1931 года возглавил Моссовет. Затем в июле 1937-го он становится председателем СНК РСФСР, а через пару месяцев и полноправным членом ЦК. А уже в 1938 году он занимает целый ряд ответственных постов, в том числе заместителя председателя СНК СССР и главы Правления Госбанка СССР, каковым остается всю войну. Во многом ему принадлежит выдающаяся роль в том, что советская финансовая система лучше всех воюющих стран перенесла тяготы этого лихолетья. Кроме того, во время самой войны, будучи сугубо штатским управленцем, он неплохо справлялся с ролью члена Военного совета Западного, 2-го Прибалтийского и 1-го Белорусского фронтов, за что в ноябре 1944 года был удостоен воинского звания генерала армии, введен в состав ГКО и назначен заместителем самого И. В. Сталина по Наркомату обороны СССР.
Тогда же, в конце февраля — начале марте 1947 года, началось массированное наступление на позиции второго секретаря ЦК А. А. Жданова. Одни историки (Р. Г. Пихоя, А. В. Пыжиков, А. А. Данилов[66]) утверждают, что новой атакой на лидера «ленинградской группировки» руководили лично Г. М. Маленков и Л. П. Берия. Однако их оппоненты (Ю. Н. Жуков[67]) твердо убеждены, что ею руководили не только Г. М. Маленков, но также В. М. Молотов и А. А. Кузнецов, пытавшийся вернуть себе прежнее расположение вождя и поквитаться со своим бывшим шефом, отношения с которым резко пошатнулись вскоре после снятия ленинградской блокады.
Надо сказать, что вопрос об отношениях А. А. Жданова и А. А. Кузнецова уже давно является предметом острой дискуссии. Так, А. Н. Волынец уверяет, что их отношения, особенно с момента назначения А. А. Кузнецова в сентябре 1937 года вторым секретарем Ленинградского обкома, носили не только деловой, но и самый теплый дружеский характер и сохранялись до последних дней жизни А. А. Жданова. Что сам А. А. Жданов очень активно продвигал своего «главного помощника по политическим вопросам», а также всячески патронировал всем членам своей команды, особенно П. С. Попкову и Я. Ф. Капустину. Более того, как свидетельствует А. И. Микоян, все члены ждановской команды «Искренне хорошо относились друг к другу, любили друг друга, как настоящие друзья»[68]. Однако целый ряд их оппонентов не разделяют столь радужную оценку этой «дружбы». Например, В. А. Кутузов и В. А. Кузнецов утверждают, что отношения между главными ленинградскими вождями резко испортились еще в самом начале войны и основной причиной их конфликта стало рукописное письмо И. В. Сталина А. А. Кузнецову, которое в начале блокады ему привез тогдашний глава НКГБ СССР В. Н. Меркулов. Само это письмо до сих пор не найдено, но его текст, в частности сталинский пассаж о том, что «Алексей, вся надежда на тебя. Родина тебя не забудет», частенько используется в разного рода публикациях[69]. Однако, как нам представляется, более доказательной является позиция Ю. Н. Жукова, который, опираясь на архивные источники, в том числе политическую возню вокруг известного Постановления ЦК «О журналах "Звезда" и "Ленинград"», заявил, что этот конфликт возник, а затем стал стремительно разрастаться накануне окончания войны по вине именно А. А. Кузнецова.
Конечно, сам И. В. Сталин, знавший о серьезной болезни своего верного и близкого партийного товарища и личного друга, уже очень давно страдавшего сердечно-сосудистой недостаточностью, хорошо понимал, что А. А. Жданову необходимо готовить адекватную замену в аппарате ЦК. Поэтому следующим шагом по нейтрализации второго человека в партии стало отстранение от работы в центральном партаппарате ряда его прямых выдвиженцев, в том числе нового секретаря ЦК Н. С. Патоличева, его заместителя по Управлению по проверке парторганов ЦК С. Д. Игнатьева и двух заместителей начальника УПА М. Т. Иовчука и К. С. Кузакова. Причем первых трех даже удалили из Москвы: H. С. Патоличев отъехал в Киев на пост секретаря ЦК КП(б)У по сельскому хозяйству, а С. Д. Игнатьев и М. Т. Иовчук — в Минск секретарями ЦК КП(б) Белоруссии по сельскому хозяйству и пропаганде. Туда же, но уже на пост Первого секретаря белорусского ЦК был направлен инспектор УПА Н. И. Гусаров.
ebooksa