— Жалко, дядя Азриель… — умоляюще сказала девушка. — Столько лет мы трудились, пока вырастили такое стадо. И они ведь тоже живые существа, коровы наши…
— Я понимаю… Но жизнь человека дороже…
Шмая улыбнулся, поднялся и крепко обнял Шифру.
От неожиданности девушка вздрогнула, отпрянула в сторону и взглянула на него удивленными глазами:
— Что вы делаете? Как вам не стыдно!.. Расскажу жене!..
Он задорно улыбнулся:
— Эх, Шифра, расцеловал бы я тебя, да вот зарос, как медведь, колючий…
— Не говорите глупостей!.. Как вам не стыдно?! — покачала она головой, слегка усмехаясь. — А что ваша жена скажет?..
— Ну-ну, не бойся! Это я пошутил…
— Нашли время для шуток!
Шмая заметил, что девушка вздрогнула, снял с себя куртку и набросил ей на плечи.
Она не обернулась, все еще сердясь на него, достала из золы горячие картофелины, угостила всех и сама принялась с аппетитом есть, обжигая губы, язык, пальцы.
Люди молча ели, на какое-то время позабыв о всех бедах и об опасности, которая их подстерегала.
Высоко в небе гудели вражеские бомбардировщики. Сюда, в балку, все время доносился грохот взрывов. Немцы, видно, били по переправе. Впереди, куда держали путь гурты, горел небольшой городок. Огненные языки поднимались к небу. Дым обволакивал горизонт.
Как же гнать туда гурты? Не лучше ли переждать, чтобы не попасть под бомбы?.. Что с переправой? Разузнать бы, что там теперь творится. Может быть, погнать гурты к другой переправе?..
Давно уже опустел тракт. И бомбардировщики больше не летают. Необычная тишина воцарилась в донецкой степи, и эта тишина угнетала людей. Непривычно было не слышать гула самолетов, грохота орудий. Что же произошло? Что стряслось? Неужели по тракту больше не промчится ни одна машина, ни одна повозка и не у кого будет спросить совета, узнать, почему так все затихло? А может быть…
Шмая встал, расправил плечи и взбежал на косогор. Услышав шум моторов, он посмотрел на небо. Но небо было чистым, никаких бомбардировщиков не видно нигде. Что же это там гудит?
Но скоро все стало ясно. Это был грохот танков. Чьих — наших или чужих?.. Они быстро продвигались вперед по косогорам и глубоким балкам. За танками неслись огромные черные грузовики. Моторы натужно ревели. Послышалась дробь пулеметов. «Фашисты…» — промелькнуло в голове, и Шмая почувствовал, как подкосились у него ноги. Он припал к мокрой земле, всматриваясь в ту сторону, где нарастал шум моторов. Да, прорвались… Вот они едут, как на парад, и никто их не останавливает, никто им не преграждает дорогу. Все погибло… Какая-то непонятная сила прижимала его к земле. Но тут он опомнился: надо бежать, передать товарищам эту страшную весть. И Шмая-разбойник сполз с косогора и что было силы бросился к костру.
Но ему уже не пришлось ничего говорить. Навстречу бежали Шифра, Данило Лукач, Азриель, остальные погонщики. Гурты встревожились, чуя близкую опасность. Заволновались, забегали пастухи, испуганно глядя на дорогу, откуда доносился несмолкаемый гул.
Шифра подбежала к кровельщику, взяла его за рукав и всем своим дрожащим телом, как ребенок, прижалась к нему: