Дождь лил не переставая, и дороги развезло так, что огромные черные грузовики оседали в грязи. Немцы возили лес, бревна, доски, рыли траншеи, окопы, видно, примирившись с мыслью, что им преградили путь и они должны зарыться пока что в землю. С одной стороны, это радовало наших путников, но с другой — они понимали, что пересечь линию фронта и перебраться к своим стало гораздо труднее и опаснее. Остаться же в одном из рабочих поселков, которые попадались им на дороге, нельзя было, так как там стояли немецкие обозы.
И тут им неожиданно повезло. Они познакомились с группой шахтеров и присоединились к ним. Долго, настойчиво искали лазейку, чтобы перескочить на ту сторону, но все никак не удавалось.
Однажды ночью, когда, казалось, цель уже была близка, неожиданно из-за сарая, казавшегося пустым и заброшенным, появилось, словно из-под земли, несколько немецких автоматчиков. Послышалось знакомое:
— Хальт! Хенде хох!..
И вот они уже бредут по раскисшей дороге, окруженные конвоирами-автоматчиками, чувствуя на своей спине жуткий холодок автоматных глазков.
Долго гнали их. Из двадцати человек пятерых уже пристрелили тут же, на дороге, так как они не в силах были двигаться дальше. Наконец их пригнали к колючей проволоке, за которой тянулись длинные покосившиеся бараки. И тут впервые в жизни Шмая-разбойник, Данило Лукач и Шифра услыхали незнакомое слово — лагерь.
Прошло еще два часа. Новичков втиснули в переполненный барак. За стеной слышалась стрельба.
— Что это?
Старожилы успокоили их:
— Это часовые забавляются. Запугивают арестантов и себя подбадривают…
А издали доносился грохот пушек. Он не отдалялся и не приближался. По этому грохоту можно было судить, что фронт стоит на месте и ни одна из сторон не продвигается вперед.
У Шмаи-разбойника сразу же возникла мысль о побеге. Если б можно было договориться и все дружно бросились бы к воротам барака, снесли бы их и разбежались кто куда, верно, можно было бы спастись… Но прислушавшись к шепоту соседей, он понял, что это не так просто. Уже пробовали. Проволока вокруг лагеря — под электрическим током, и если даже вырвешься из барака, через проволоку невозможно пробраться…
Ночь была холодная и темная. Шмая старался разглядеть сквозь темень, кто сидит рядом с ним, но, кроме бородатого лица и испуганных глаз, ничего не мог различить. Он попытался заговорить с соседом, но тот смотрел на него удивленно, недоверчиво и упорно молчал…
Рано утром за стеной барака послышался гортанный крик, топот, лязг оружия и хриплый лай собак. Люди, не дожидаясь команды, вскочили со своих мест. Двери барака раскрылись с угрожающим скрипом, и раздалась команда:
— Выйти! Построиться! Шнель, шнель, швайн!
Дождь все не прекращался. Оборванные, обросшие люди, с ненавистью глядя на белобрысых молодчиков, бежали из барака, подгоняемые прикладами автоматов, и строились по четыре в ряд — мужчины отдельно, женщины отдельно.
Шифра рванулась было к Шмае, но солдат оттолкнул ее прикладом. Глаза девушки наполнились слезами. Неужели их разделят и она больше не увидит этого милого человека, на которого была вся ее надежда? И куда их погонят? Ночью она слыхала от одной старушки, что немцы недавно выгнали из барака больше ста задержанных, повели их к затопленной шахте и сбросили туда. Неужели и с ними будет так? Не укладывалось в голове, что человекоподобные существа могут так по-зверски поступать с ни в чем не повинными людьми. Как глупо все получилось!.. Погибнуть в бою, с оружием в руках — это тоже страшно, но не так обидно, как погибнуть здесь. И почему она не убежала тогда, когда такие же девчата, как она, ехали на грузовиках, в пилотках и шинелях?..
Грозный окрик автоматчика прервал ее мысли.
Она вздрогнула всем телом, оглянулась. На нее холодными неподвижными глазами смотрел белобрысый солдат. Возле него виляла хвостом огромная серая овчарка. Первое, что пришло в голову девушке, это броситься к Даниле Лукачу, к Шмае, которые стояли в нескольких шагах от нее, но тут она услышала громкое рычание. Казалось, страшный пес вот-вот разорвет ее.
— Мама! — крикнула она не своим голосом и прижалась к высокой худой женщине, которая обняла ее, как мать, и заплакала вместе с ней.
ebooksa