Не дожидаясь бурных оваций, крутнулась на невысоких каблуках и поспешила прочь. Только уйти не успела прежде, чем в спину донеслось осуждающе-обвиняющее «Рита!».
– Зачем? – я все-таки обернулась и выкрикнула, отпуская с поводка тщательно сдерживаемые злость, гнев и отчаянье: – вот зачем, а?! На кой черт ты полез? Я разве тебя просила?!
Ответом мне послужила гробовая, гнетущая тишина. Отец виновато опустил глаза, отрешенно вычерчивая что-то ручкой на девственно чистом лице. Борис не придумал ничего лучше, чем притвориться безмолвной скульптурой, подозрительно похожей на знаменитую «Девушку с веслом». Ну а Оля не знала то ли кидаться ко мне со словами утешения, то ли сначала собрать разъехавшуюся по подносу посуду.
Кабинет я покинула, как всегда, красиво, от всей своей широкой и мстительной души шарахнув дверью. По характерному грохоту определила, что недоброкачественно приколоченная, висевшая на соплях панорама Воробьевых гор перестала быть частью изысканного интерьера.
А вот расплакаться я позволила себе не раньше, чем добралась домой. Не переодевшись, не добредя до ванной, залезла на подоконник в кухне с ногами и непрерывно выводила пальцами на стекле «Антон». Большими глотками пила безнадежную грусть, с упрямством мазохиста прокручивала в голове жестокие фразы и, невзирая на тупую, тошнотворную боль, не могла смириться с тем, что Серова больше не будет в моей жизни.
________
*[1] – сюр – сокращение от жанра искусства «сюрреализм», означает нечто странное, фантастическое, нелепое.
Глава 44
Макс любил Ритку. С первого дня их знакомства воспринимал талантливую девчонку, как младшую сестру. Опекал ее, иногда даже излишне, навязывая заботу, от которой она поначалу отфыркивалась, а потом приняла безоговорочно. Особенно, после того как ее мамы не стало.
Именно Макс тогда не давал Бельской скатиться в депрессию. Вместе с ней рисовал граффити на стенах подъезда, удирал от досужей Клары Робертовны, грозившей накостылять подросткам по пятое число и натравить на хулиганов служившего в органах сына. За компанию с бесшабашной подружкой набил татуировку. И с тех самых пор у Риты на правой лопатке красовалась стайка из пяти крошечных ласточек, а у Макса на левой руке, от локтя до запястья – «Королева Марго» витиеватыми буквами. И чхать он хотел на все, что скажет будущая пассия по этому поводу. Дружбой с восходящей звездочкой он гордился, дорожил и портить ее не собирался ни за какие коврижки. И даже за вагон чудесного сливочного эскимо в шоколадной глазури, учитывая, что сладкоежкой Максим был страшным.
А чего только стоили их ночные посиделки в диджейке, когда рождался очередной шедевр. Из прокуренной комнатенки, в которой от дыма хоть топор вешай, выползали под утро, красноглазые, словно вампиры. Зато довольные, как нализавшиеся валерьянки коты. И шли в ближайшую кофейню, где любезный бариста, завидев знакомую колоритную парочку, готовил два пол-литровых капучино с ванильным сиропом и щедрой порцией корицы.
И если Макс души не чаял в шаловливой бунтарке с низким бархатным голосом, то она платила ему той же монетой. Именно Рита оказалась рядом, когда врачи в больнице ошибочно поставили парню страшный диагноз. Это она вытолкала его на улицу пинками, отвесила звонкий, крепкий подзатыльник и велела отложить упаднические настроения на потом. «На тот свет всегда успеешь, а ты попробуй пожить», – изрекла глубокомысленно и позвонила в платную клинику, записав парня на прием к грамотному, компетентному доктору. Чтобы уже через неделю до розовых пони, мелькавших в хороводе перед глазами, отмечать избавление от не существовавшей болезни.
Макс видел Ритку злой, разругавшейся вдрызг с отцом. Видел ее грустной, заплаканной на могиле матери. Лицезрел Марго уставшей после концерта, без косметики, в домашней растянутой футболке. Но никогда она от него не закрывалась. И, уж тем более, никогда не пропадала на целую неделю. Упорно игнорируя звонки и отказываясь от обычно спасавшей и дарившей успокоение музыки. Забив огромный болт на премьеру альбома и каждый день выплачивая серьезные проценты неустойки.
Максу категорически не нравилось подобное положение вещей, и он совершенно точно не собирался с ним мириться, заруливая на парковку перед безликим стеклянным зданием банка.