Контракт на гордость

Нелепица эхом отскакивает от стен с причудливой узорной лепниной и заставляет плотно зажмурить веки, лишь бы не видеть лучащихся лицемерной радостью физиономий. Я душу на корню порыв устроить Алику допрос с пристрастием, потому что пробраться к нему сквозь оживленно галдящую толпу попросту нереально, и начинаю протискиваться к выходу.

 – Мои искренние поздравления, Лизавета, вы такая счастливица, – с энтузиазмом частит сухонькая старушка в бархатном бордовом платье с увесистым бриллиантовым колье на тонкой шее, и мне с трудом удается вырвать руку из ее цепких загребущих лапок.

До заветной двери остается каких-то метров двадцать, но, честное слово, легче преодолеть полосу с препятствиями и убедить собственного отца, что я нормально питаюсь и вовремя ложусь спать. Незнакомые люди то и дело норовят заключить меня в тесные объятья, в которых становится неуютно, и напоследок урвать еще кусок внимания и запилить в инсту селфи с будущей женой известного продюсера.

В общем, в коридор я вываливаюсь изрядно потрепанная, красная, как рак и злющая, как тот черт, которого кузнец Вакула заставил в Петербург за черевичками гонять (речь идет о героях повести Н. Гоголя «Ночь перед Рождеством» – прим. автора). Спотыкаюсь о скомкавшуюся ковровую дорожку, путаюсь в адовом платье, сковывающем движения, и отпускаю такую витиеватую матерную тираду, что швейцар в парадной ливрее сначала пунцовеет, а потом сравнивается цветом с алебастровым бюстом на постаменте.

– Лиза! – за спиной раздаются торопливые шаги и полный осуждения возглас, призванный вернуть меня в русло порядка и послушания. Только вот срабатывает он с точностью до наоборот, раскручивая сжатую до предела спираль.

– Двадцать восемь лет, как Лиза, и дальше что? – в мире не так много вещей, которые я не люблю, но среди них совершенно точно шантаж, обман и давление. И во все это Меньшов умудрился вляпаться.

– Ты не можешь так просто уйти! Нас ждут гости. Пресса, – Алик очень старается сохранять самообладание, но его дрожащие пальцы, сковавшие мое запястье, выдают его волнение с головой.

– Если наши договоренности для тебя ничего не значат, тогда я, тем более, никому ничего не должна, – объяснять взрослому серьезному человеку прописные истины не хочется. Хочется поскорее избавиться от чужого липкого внимания, выйти на улицу и вдохнуть полной грудью, поэтому я стряхиваю превращающееся в неприятное прикосновение и произношу достаточно громко, чтобы Меньшов мог слышать: – скажи им… не знаю, что у меня мигрень.

И пока Алик ловит ртом слова, распавшиеся на разрозненные слоги, я выскакиваю на ступени, с силой грохая за собой дверью. Легкий ветерок снова путается в волосах, запах чего-то свежего и цветущего забивается в нос, но не это заставляет сердце сначала замереть, а потом забиться быстрее. Знакомая фигура в футболке, выделяющейся белым пятном на фоне густой темноты, и расстегнутой кожаной косухе стоит, прислонившись к блестящему металлическому боку байка. И я на все сто двадцать процентов уверена, что Волков сейчас расслабленно ухмыляется краешком губ.

Я, кажется, взвизгиваю и, не чувствуя земли под ногами, мчусь ему навстречу. Локомотивом врываюсь в распахнутые объятья и висну у Сашки на шее, будто дорвавшаяся до бананов обезьяна или ребенок – до елочных игрушек.

– Слава богу, ты приехал, – прижимаюсь к нему, упиваясь затапливающим меня изнутри покоем, и с удовольствием ныряю в насквозь пропахшую его запахом куртку. И даже без лишнего писка позволяю натянуть на себя балаклаву и шлем: – забери меня отсюда, пожалуйста.

И Волков не заставляет просить его дважды. Убедившись, что молния у меня на куртке застегнута наглухо, ладони надежно приклеились к баку, а туфли на высоком неудобном каблуке остались стоять на обочине и не будут мешать, он поворачивает ключ в замке зажигания и плавно выруливает на асфальтовое покрытие. И мне совсем нет дела, что позади нескладно ругается Алик, а в каморке валяется мой клатч с разряжающимся мобильным.

Глава 26

Лиза

Мстить может каждый. Мужество

нужно, чтобы прощать.

(с) к/ф «Очень страшное кино 4».

Прячу нос за разворотом подаренного мне Филатовым явно в насмешку пособия «Как управлять проблемными сотрудниками» и широко, душераздирающе зеваю. Юлька варит третью подряд чашку кофе исключительно из человеколюбия, а у меня по-прежнему слипаются глаза. Если бы еще недавно кто-то сказал, что мы с Волковым проболтаем до самого утра, просто держась за руки, я бы посоветовала ему обратиться за помощью к психиатру.

Но факт остается фактом. Домой я вползла, когда уже рассвело, плюхнулась в постель, не раздеваясь, и попыталась за пару часов восполнить недостающую норму сна. Не получилось.

– Лизавета Андреевна, – как черт из коробочки, выпрыгивает из-за своего рабочего места Ванька и вытягивается рядом по стойке смирно, источая прямо-таки тонны бодрости и жизнелюбия, отчего мне отчаянно хочется огреть его по курчавой башке. Лопатой. Десять раз.