Какие-то камни я отбрасываю с легкостью, а другие так тяжелы, что я с трудом сдвигаю их в сторону. Я работаю около часа, изредка останавливаясь, если головная боль до тошноты захватывает все мои мысли. Я ощупываю затылок, нахожу рану и там, вся шея и волосы в уже засыхающей крови. Первые признаки отчаяния настигают меня ещё через два часа, когда после сдвига большого булыжника потолок опять начинает дрожать и новые куски валятся сверху. Один из них придавливает мне ногу. Последние силы накатывают волной адреналина и потоком ругани, льющейся из моего рта. Я поднимаю и пинаю кусок, а после предаюсь отчаянию, скрывая лицо в ладонях. Половина того, что я расчистил, снова завалена.
Я устал, мне нужно передохнуть. Ковыляя, возвращаюсь к Веле, вновь сажаю её к себе на колени, обнимаю и тяжело выдыхаю.
В памяти сами собой всплывают слова, сказанные Сумерле.
Когда простая симпатия переросла в эту ноющую в груди боль?
Я не должен был поддерживать план Валада, не должен был просить о помощи ни одну из Мар. И тем более позволять им сюда спускаться.
Я стискиваю Велу в объятиях, как если бы близость к ней могла придать мне сил сражаться дальше, но на самом деле я чувствую только сонливость, запах крови и незнакомую пропасть в душе. Меня успокаивает мягкость волос Мары, и я утыкаюсь носом ей в макушку, прикрывая глаза.
27
Морок
– Нет… даже не…
Кто-то дёргает меня за плечо, пытается забрать то, что я сжимаю в руках, а когда я вспоминаю, что это Вела, то упрямлюсь сильнее.
– Нет, Ирай! Вставай!
Кто-то трясёт меня. Далеко не с первой попытки мне удаётся открыть глаза. Даже тусклый свет заставляет вновь зажмуриться.
– Ты привязал к себе мою сестру, а потом решил умереть?! – в голосе Валада больше страха, чем злости, которой он прикрывается. – Поднимайся!
Я всё ещё почти ничего не вижу, но теперь добровольно отдаю Велу. На месте Валада тут же появляется Ясна, я узнаю её по красной накидке.
– Открой рот, косторез.
Я подчиняюсь, и она вливает в меня горькую настойку, но даже её я глотаю с удовольствием, ощущая, как от обезвоживания потрескались губы. Следом в рот мне попадают травы, и я вяло жую, надеясь, что это обезболивающее, потому что у меня болит каждая мышца и кость.
– Проклятье… – с тревогой бормочет Ясна.