Мой взгляд соскользнул в сторону:
– Я и правда сбежала: из своей первой, подошедшей к концу жизни, перепрыгнула во вторую, какую-то чужую жизнь…
– И как тебе прыжок?
Я вновь встретилась взглядом с собеседницей:
– Не уверена, что была готова к такому.
– Уверена, что не была. – Она попала в самое яблочко. Мы немного молча погипнотизировали друг друга похожими глазами, прежде чем она решила продолжать спрашивать: – Что дальше?
План. Она уже спрашивала об этом… Но правда в том, что плана у меня, как такового, нет – только расплывчатые наброски:
– Я хотела бы попробовать найти свои корни.
– Какие ещё корни?
– Мои родители, твои прадед и прабабка, были мне не родными. Они удочерили меня в младенчестве. – По округлившимся глазам собеседницы я поняла, что эту информацию она слышит впервые. – Ты не знала?
– Нет. Умеешь же ты удивлять.
– Разве родители тебе не рассказывали?
– А они знали?
– Шон точно знал.
– Отец ничего подобного мне не говорил, а мать, может, как и я не знала. Хотя навряд ли.
Молчание среди шумящей толпы было каким-то особенным. Пока Рокки молчала, я смотрела на нее так пытливо, словно могла через нее поговорить с самим Шоном. Но мой сын был не единственным её родителем.
– Как дела у Барбары?
– Вроде как нормально.
– Получилось обустроиться в этом городе, да? – решила не сдаваться я и, по-видимому, поняв это, Рокки всё же решила поделиться подробностями.
– Первые пару лет после переезда мы жили очень даже безбедно, благодаря деньгам, оставшимся от отца. Потом обеднели. Четыре года мать работала на двух работах. Затем сошлась с маркетологом среднего уровня, после чего ей, вроде как, сразу же полегчало и в психологическом, и в материальном плане.