— Чего ты опять меня с подозрением рассматриваешь? Не осуждай людей так торопливо.
И даже это еще не заставило Бориску сделать шаг в направлении лагеря.
— Пошли, пошли, не задыхайся от волнения.
В расположении их части две армейские палатки темнели и храпели, сквозь щелки третьей наружу пробивался небольшой свет.
— Что за волшебное сияние?
— А это итальянец этот, Салливан, книжку читает. У него диодный фонарик есть, он его на голову на пружинке такой приделал, лежит и читает.
— Он твой, из «Ромео»?
— Ага.
— Держи.
Покопавшись наощупь в темноте в кабине «технички», Глеб достал из-под сиденья два штык-ножа.
— Это наше холодное оружие. Для охраны жизней и здоровья коллектива. Один тебе, другой отдай трезвому итальянцу. Назначь его до рассвета своим заместителем по безопасности.
— Да зачем нам эти ножики! От кого обороняться-то сейчас?!
— Ты преступно много размышляешь. Разбуди меня в шесть ноль ноль.
Внезапным грохотом раскатился в ночи по крепостному дворику басовитый рык мужского храпа.
Глеб буркнул.
— Этот голландец хуже карасину!
Облеченный вахтенным доверием Бориска попытался спросить его еще о чем-то стратегическом.
— Все, все, проехали. Будем считать, что меня ранили коварные враги. Прямо в грудь, — Глеб ткнул пальцем в мокрого себя. — И я упал, изнемогая.
С грациозностью великого утомления он прилег на расстеленный спальник.
Не доверяя некоторым своим чувствам, Бориска осторожно прикоснулся к телу неподвижного командира.