Ненаучный подход

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да как он позарился-то на твою облезлую тощотину! — верещал полевик с подбитым глазом. — Никто в здравом уме ее трахать не станет! Опоили моего Бореньку, как есть опоили!

— Ах ты, подлюка! Какая тощотина?! — взревел второй, с разбитым носом. — Это в тебя, уродец, даже плюнуть противно! — и тут же, противореча собственным словам, смачно харкнул в физиономию оппонента. Тот дернулся, вырвался из хватки зазевавшегося человека и с воем кинулся на противника. Человек подставил ногу, полевик споткнулся, получил вдогонку пинок и полетел в замерших у стены бродяг. Второй полевик рванулся было к оплеванному, но был пойман за ворот. Левой рукой Эрик перехватил первого, развел их в стороны и приподнял над полом, держа за шкирки, как нашкодивших котят.

— Достали, — мрачно процедил он сквозь зубы.

В ответном хоровом вопле полевиков можно было различить ругательства, посулы всяческих бед и негодование в адрес человека-помехи.

— Смирно! — рявкнул Виктор.

Бродяги еще больше вжались в стену. Мастеровой замер с открытым ртом. Полевики замолчали и уставились на следователя, а разнимавший их Эрик дернулся было по-армейски вытянуться, но опомнился и просто повернулся к решетке.

— Господин следователь, — первым подал голос оплеванный полевик, — я хочу заявить о преступлении! Взлом, проникновение, совращение и кража!

— Сам ворота нараспашку держит, а туда же — краааажа! — издевательски проблеял полевик с разбитым носом. — Это я заявить хочу! Накинулся на меня, оглашенный, ни с того ни с сего. Псих!

— Сам ты псих! Ты и амбал твой придурочный! — кивнул оплеванный на человека. — Он, верзила, поди, и обляпал все дело, ни стыда, ни совести! Сводник!

Виктор не стал при посторонних распекать городовых за глупость — нельзя сажать драчунов в одну камеру. Развлечения им захотелось! Устав службы после зубрить будут.

— Разберемся, — мрачно сообщил он всем участникам скандала. — Кто там первый заявлять хотел? Ведите в допросную.

— Так точно! — неумело, но старательно щелкнул каблуками городовой. И добавил тихонько: — Вашбродь, они уже в камере сцепились. Их патруль привел, мирные были, а тут как с цепи сорвались. Кто ж знал?

Виктор смерил его взглядом.

— Уставы пишут кровью тех, кто делал по-своему.

— Виноват, ваше благородие, — сник тот.

В допросной Виктор выдал полевику платок — утереть физиономию, поставил перед ним чернильницу с пером и положил несколько листков бумаги.

— Назовите свое имя, род занятий и рассказывайте, что случилось.

— Я… Сташек Ковальский. Свиновод. Колбаски наилучшие в Гнездовске, беконом моим благородные господа завтракают, а уж про отбивные и говорить нечего! Всякий знает, у меня наилучшие свиньи! Призовые! А этот… Альберт Нильс, недотыкомка завидущая, все хочет славу мою украсть! — Полевик раскраснелся и стукнул кулаком по столу. — Все вынюхивает, подсматривает секреты, свинарку подослал, паршивец…

— Ближе к делу, пожалуйста, — оборвал его Виктор.

— Так я и говорю! Все от его, мерзавца, злого умысла! Привел паскуду тощую, опоил моего Бореньку, чтоб тот на нее влез! Боренька нежный, после таких дел в меланхолию впал, того и гляди сляжет… Спортили мне Бореньку! — тоскливо вздохнул Сташек и громко высморкался в платок. — А этот… этот… — всхлипывал он, — еще и похваляется! Дык сердце у меня не камень. Вмазал я ему за Бореньку. Как амбал прибег — и тому вмазал, да только куда мне амбалов бить… Потом патрульные нас всех сгребли, а дальше вы видели.