6. Ружья стрелка Шарпа. 7. Война стрелка Шарпа (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

Пока французский арьергард ждал, авангард готовился атаковать Сальтадор. Два пехотных батальона выдвинулись на передовые позиции к мосту, но все понимали, что их перемелют в фарш, если не убрать баррикаду на другом берегу. Баррикада высотой в четыре фута и такой же ширины представляла собой две дюжины колючих кустов, связанных вместе и придавленных бревнами. Преграда, что и говорить, внушительная, и меры требовались отчаянные. Возглавить роту отчаянных, которой предстояло уничтожить баррикаду и умереть под огнем ее защитников, согласился майор Дюлон из 31-го полка, человек, на груди которого красовалась медаль ордена Почетного легиона. На этот раз на его стороне не было таких союзников, как темнота и внезапность, но суровое лицо оставалось спокойным, пока майор натягивал перчатки и обматывал вокруг запястья шнур, чтобы не потерять в пылу драки саблю. Командовавший авангардом генерал Луасон приказал собрать у моста все имеющиеся силы, чтобы подавить противника огнем и обеспечить Дюлону надежное прикрытие. Майор поднял саблю и, когда в треске мушкетов, карабинов и пистолетов растворились все прочие звуки, рубанул воздух – вперед!

Стрелковая рота его собственного полка бросилась на мост. Ширина моста – три человека. Дюлон был в первой шеренге. Ополченцы закричали и ударили из-за насыпей. Пуля попала в грудь, и майор услышал, как она ударилась о медаль. Отчетливо хрустнуло ребро. Он понял, что свинцовый шарик пронзил легкое, однако не ощутил боли и даже попытался крикнуть, но сил не хватило. Пальцы вцепились в колючки баррикады… А по мосту уже бежали другие. Кто-то поскользнулся, вскрикнул и полетел вниз, в бушующие воды Мисареллы. Пули били в людей, воздух наполнился дымом, треском и свистом, и тут Дюлон оторвал целую секцию баррикады, и в заграждении появилась брешь – узкая, но достаточно широкая для одного, для того, за кем могла пройти вся армия. Подняв саблю, шатаясь и сплевывая кровь, он ввалился в этот пролом. За спиной у него шел в атаку с примкнутыми штыками батальон поддержки. Солдаты Дюлона громили остатки баррикады, мертвых вольтижеров без лишних церемоний спихивали в реку, и вот уже весь Сальтадор накрыла темная людская волна. Ополченцы, не успев перезарядить мушкеты и ружья после первого залпа, бросились бежать. Сотни людей покатились на запад, спасаясь от штыков. Дюлон прислонился к земляной насыпи. Пальцы разжались, и сабля повисла на шнуре. Смешанная с кровью струйка слюны сбежала по подбородку и повисла. Он закрыл глаза и попытался помолиться.

– Носилки! – крикнул сержант. – Сделайте носилки! Лекаря сюда!

Два французских батальона отогнали ordenança от моста. Несколько португальцев остались на высоком утесе слева от переправы, но они были слишком далеко и не представляли никакой опасности, а потому их оставили в покое – пусть смотрят.

Майор Дюлон разжал челюсти последней западни. Дорога на север была открыта.

Отряд был еще на южной стороне Мисареллы, когда Шарп услышал отчаянную пальбу и понял, что французы пошли на приступ. Хотелось бы верить, что ополченцы отобьют штурм, однако он знал – им не устоять. Любители не остановят профессионалов, и, даже если все ополченцы погибнут, французы перейдут через мост, а потом за первыми последует и вся армия.

Времени оставалось все меньше, а ему еще надо перебраться на другой берег и пройти больше мили вверх по течению, чтобы подняться потом по крутому и скользкому после дождя склону на выбранную позицию. Мула пришлось оставить, потому что даже Джавали не знал, как справиться с упрямой скотиной в быстром потоке и на отвесной скале. С винтовок и мушкетов сняли ремни, из которых сделали одну длинную веревку. Джавали, презрев такие предосторожности, спустился в воду в одиночку и после недолгой борьбы с течением выбрался на противоположный берег. Шарп рисковать не хотел, а потому действовал не так быстро. К реке сползали, держась за веревку, потом переправили оружие. Сама река была довольно узкой, шагов пятнадцать, но глубокой и быстрой, а дно каменистым и скользким. Танг поскользнулся и упал, и его отнесло на несколько ярдов вниз.

– Виноват, сэр, – пробормотал он, поднимаясь и стуча зубами от холода.

Переправа и подъем заняли минут сорок, и когда Шарп наконец встал на утесе, то увидел далеко на севере затянутые дымкой облаков холмы Испании.

Едва повернули к мосту, как снова пошел дождь. Темные тучи ходили вокруг все утро, и теперь одна повисла прямо над ними. Загрохотал гром. Южнее, далеко впереди, солнце осветило лысые вершины холмов, но небо над Шарпом только темнело, а лило так, словно они попали под водопад. Отсыреет ли порох? Шарп в этом почти не сомневался, однако делиться опасениями не стал. Все промокли до нитки, и настроение упало. Французы вырвались из ловушки, Уэлсли опаздывал, а Кристофер, возможно, уже перешел мост.

Слева заросшая травой дорога вилась между последними португальскими холмами. По ней медленно брели драгуны и пехота. Утес был рядом, и Джавали предупредил укрывшихся на нем португальцев о приближении друзей. Ополченцы, чьи мушкеты оказались бесполезны в такую погоду, отводили душу, швыряя вниз камни, но французы не обращали на них внимания.

Командир ополченцев подошел к нему с какими-то словами, Шарп лишь покачал головой и опустился на самом краю обрыва. Дождь поливал камни, стучал по киверу. За раскатом грома последовало странное эхо, и Шарп, прислушавшись, понял, что это артиллерия. Значит, сэр Уэлсли догнал-таки французов и вступил в бой с арьергардом где-то у Понте-Нова. Но это слишком далеко, а здесь неприятель вырвался из западни и уходил.

Рядом, пыхтя от усталости, свалился Хоган. До моста было так близко, что Шарп видел усы на лице пехотинца и узор на юбке женщины, шедшей рядом с ним с мушкетом на плече и ребенком на руках. Сзади, привязанная веревкой к поясу, плелась собачонка. Следом ехал офицер на хромом коне.

– Уж не пушки ли я слышу? – спросил капитан.

– Они, сэр.

– Похоже на трехфунтовики. Нам бы здесь парочка не помешала, а?

Не помешала бы. Но у них не было ничего. Только они сами и отступающая армия внизу.

У Понте-Нова британские пушкари устанавливали два своих легких орудия на возвышенности, с которой открывался вид на французский арьергард. Дождя здесь не было, мушкеты стреляли, и гвардейцы, перезарядив оружие, пристегивали штыки и строились для наступления колонной поротно.

Пушки дали залп, и маленькие, чуть больше апельсина, ядра ударили по плотно сомкнутому строю. Музыканты заиграли «Правь, Британия», флаги развернулись на ветру, пушки ударили снова, брызнула кровь, и по французским шеренгам словно полоснули два невидимых гигантских ножа. Две легкие гвардейские роты и стрелковая рота 60-го двинулись на левый фланг неприятеля. Затрещали винтовки и мушкеты, выбивая из строя сержантов и офицеров. Стрелки прославленного 4-го полка, оставленного Сультом для защиты тыла, выбежали вперед, чтобы отодвинуть британцев, но их встретил прицельный огонь из винтовок, ответить на который с такой же эффективностью мушкеты не могли. Первый опыт знакомства с бейкеровскими штуцерами произвел на вольтижеров такое сильное впечатление, что они откатились.

– Вперед, Кэмпбелл, вперед! – нетерпеливо повторил сэр Артур, обращаясь к командиру бригады, и два первых батальона, Колдстримского и 3-го гвардейской пехоты, двинулись к мосту.