6. Ружья стрелка Шарпа. 7. Война стрелка Шарпа (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

А все потому, что случилось чудо и французы получили первый мост.

Завернувшись в сырое одеяло, Кейт стояла возле своей уставшей лошади и молча смотрела, как французские пехотинцы валят сосны, обрубают ветки и несут стволы к мосту. Такая же работа шла и по другую сторону от ущелья. Материала для покрытия всего пролета хватало, и задержка объяснялась тем, что для безопасного прохождения целой армии настил еще требовалось хорошенько скрепить. Солдаты, не занятые работой, стояли в сторонке, сбившись в кучки и дрожа от холода. Дождь не прекращался, а ветер заставлял вспомнить зиму. Вдалеке потрескивали мушкеты, и Кейт знала – это окрестные крестьяне стреляют по ненавистным чужакам.

Cantiniere, одна из женщин, продававших солдатам кофе, чай, иголки, нитки и прочую необходимую мелочь, сжалилась над англичанкой и принесла ей кружку чуть теплого кофе, сдобренного бренди.

– Если они не поторопятся, – она кивнула в сторону моста, – нам всем придется откинуться на спинку и раздвинуть ножки для английских драгун. Хоть какой-то толк от всей этой кампании!

Она рассмеялась и вернулась к двум своим мулам, груженным разнообразным товаром. Кейт отпила кофе. Никогда еще ей не было так холодно, так сыро и так мерзко. И она знала, что должна винить только саму себя.

Заметив, какими жадными глазами смотрит на кофе Уильямсон, Кейт перешла на другую от лошади сторону. Ей не нравился этот человек, не нравились голодный блеск в глазах и откровенная похотливость. Неужели все мужчины скоты? Кристофер, такой элегантный и манерный при свете дня, ночью превращался в жаждущего причинять боль зверя. Неужели… Она вдруг вспомнила тот единственный нежный поцелуй с лейтенантом Шарпом и почувствовала, как наворачиваются на глаза слезы. А лейтенант Виченте! Такой внимательный, заботливый и мягкий. Кристофер часто говорил, что в мире у всего есть две стороны, как черные и белые фигуры на шахматной доске, и Кейт понимала, что выбрала сторону черных. И она совершенно не представляла, как возвратиться на другую, правильную, белую.

Из головы колонны вернулся Кристофер.

– Что это у тебя? Кофе? – почти весело спросил он. – Отлично. Мне нужно выпить чего-то теплого. – Он взял у нее кружку, выпил все до дна и выбросил пустую жестянку. – Потерпи еще немного, дорогая. Осталось совсем недолго. Скоро тронемся. Потом пройдем второй мост, а там и до Испании рукой подать. У тебя будет мягкая постель и горячая ванна. Как ты себя чувствуешь?

– Замерзла.

– Даже не верится, что на дворе май, верно? Хуже, чем в Англии. Но, как говорится, дождь хорош для цвета кожи. Ты станешь краше прежнего. – Он повернул голову, прислушиваясь к стрельбе. Перестрелка продолжалась несколько секунд, и эхо ее разлеталось между холмами. Потом все стихло. – Наверное, бандитов отогнали – преследователям еще рано.

– А я хочу, чтобы они догнали нас.

– Не говори так, дорогая. А даже если догонят, у нас хорошая пехотная бригада и пара кавалерийских полков в арьергарде.

– У нас? – возмутилась Кейт. – Я англичанка!

Кристофер страдальчески улыбнулся:

– Как и я, милая. Но все мы в первую очередь хотим мира. Мира! Возможно, именно это отступление убедит наконец французов оставить в покое Португалию. Именно ради этого я здесь и нахожусь. Ради мира.

В седельной сумке у Кристофера лежал пистолет, и Кейт так и подмывало выхватить его, приставить к животу супруга и спустить курок, но она никогда не стреляла из пистолета, не знала, заряжен ли он, и к тому же совершенно не представляла, что стала бы делать без мужа. А уйти ей не позволил бы Уильямсон. Она почему-то вспомнила письмо, оставленное для Шарпа на столике в гостиной. Кристофер, к счастью, его не заметил. Зачем она написала это глупое послание? На что надеялась? И почему именно ему? Чего она ждала от него?

На вершине далекого холма появились какие-то люди. Кристофер тоже заметил их:

– Бандиты.

– Патриоты, – возразила Кейт.

– Крестьяне с ржавыми мушкетами, – язвительно заметил он. – Мучают пленных и даже не представляют, какие высокие принципы стоят на кону в этой войне. Они – олицетворение старой Европы, погрязшей в предрассудках и невежественной. Враги прогресса.